Может быть, вы из Ку-клукс-клана, может быть вон человек в коридоре ходит, – похож на куклуксклановца, – черт его знает! Не могу ничего конкретного сказать.
Ладно, а что можешь по массовой драке на Славянской площади сказать?
Ну, не знаю. Против русских выступили кавказцы. Забили стрелку. Я просто разместил в интернете предупреждение, что не надо туда брать с собой ножи.
А он:
Ты написал, что не надо брать с собой большие ножи.
Ну, большие-то тем более брать не надо – это естественно. Надо паспорт взять, если вы идете туда.
Но понимаю, что это попахивает организацией. Ну, вроде, не организовывал нихрена, так статью разместил. Чувствую – говорю что-то не то, – опыта общения с прокуратурой было минимум.
Вообще их больше всего интересовал вопрос, где находиться мой ноутбук, и где я живу. Они думали, что я работаю с ноутбука, не знали, что ноутбук дешевенький и слабенький, я с него только в ЖЖ писал. Нельзя говорить, что я живу у Малюты и что мой компьютер там стоит. А что сказать, где я живу? Сказал, что живу у бабушки, адрес назвал. Знаю, что дома никого нет, на даче все, пока они съездят, пока проверят, – меня уже отпустят, как обычно. Смотрю срывается группа, человек шесть, поехали компьютер изымать.
А я сижу, рассказываю им что-то, спорю с оставшимися. Приезжают часа через четыре, злые как черти.
Ты чего, урод? Ты чего нас обманул? Ты чего нам наврал? Где твой компьютер? Где ты живешь?
А что такое, – говорю я.
Ты не живешь у бабушки! Нет там компьютера!
Бабушка потом рассказывает мне историю. Они в этот день на даче отмечали день рождения деда. Звонит им моя старенькая-старенькая двоюродная прабабушка, и говорит, что какие-то люди в квартиру ломятся, говорят – из милиции. И что обыск хотят делать.
Тетя Леля, ты их не пускай! Это могут быть воры. Сейчас мы приедем.
Мы не воры! Открывайте дверь! Мы обыскивать будем!
Нет, не пущу!
Через два часа приехала с дачи вся семья. Полная лестница мусоров, понятых уже притащили из соседей.
У вас экстремист тут живет, будем компьютер изымать.
Заходят.
Где у вас тут компьютер?
Там, в комнате стоит, – отвечает моя бабушка.
Они подбегают, включить пытаются. А он мало того, что не включается, это 386 процессор, на нем мой дедушка в тетрис и в линии играл. Включили в розетку и пытаются на 386 в интернет выйти. Один из них, кто поумнее говорит: “Этот не выйдет в интернет. Это явно не тот компьютер на котором видео монтируют”. А компьютер завален шмотками, сумками какими-то, на мониторе пыль сантиметровая. Тогда начали все обыскивать. Один пошел в туалет компьютер искать. Они еще оружие искали какое-то, гранатометы, может быть.
И бабушка говорит:
Да вы в шкафчик не лазьте!
Почему?
Там только патроны...
У мента глаза выпучились, – в шкаф полез.
... для лампочек...
Мент, услышав про патроны, уже все из шкафа вытаскивает, – фейри, порошки, – достает пакет с патронами для лампочек. Разозлился.
Сейчас мы все книги будем доставать и рвать. Может быть в книгах что-то спрятано.
Батя мой что-то сказал, чем разозлил ментов дико.
Сейчас мы его заберем. Он, наверняка, тоже экстремист, мы его к делу пришьем.
Естественно, не забрали... Несолоно хлебавши приехали в отделение.
Ты урод! И отец у тебя урод! Знаешь, еще чуть-чуть и я забрал бы его, отпиздил бы! Сидел бы он вместе с тобой!
Такая смешная история, как они обыск делали. Я потом только понял, что если бы нашли мой комп, то предъявили бы не одно обвинение, а 60-70. Потому что на нем были и смонтированные ролики, и рабочие записи, и файлы для монтажа. Понятно, что предоставь его экспертам, они сразу сказали бы, что эти ролики изготавливались на этом компьютере, и поехал бы я, – шестьдесят 282-ых. Конечно, круто... сложением приговоров дали бы семь с половиной максимум. Не хотелось бы семь с половиной сидеть, поэтому я рад, что комп получилось скрыть.
Про Билингву вообще ничего не успели спросить. Приходит адвокат, женщина. Ее уже мои товарищи успели проинформировать, отправить в прокуратуру Центрально административного округа.
Я адвокат Максима, мне с ним надо побеседовать.
Меня с ней в кабинет, где со мной опера беседовали, отправили, и мы там пообщались. Ее звали Елена Адамовна.
Ты чего делаешь? Зачем ты говоришь, что ты ролики монтируешь?
Чего такого? Все знают, что я ролики монтирую.
Этого нельзя говорить.
Да, почему? Если это я монтирую ролики? Все знают!
Нет, этого нельзя говорить. Ты себе срок набалтываешь. Зачем ты говоришь, что ты нацист?
Ну, если я нацист. Никогда этого не скрывал.
Так, здесь милиция. Здесь нельзя правду говорить никогда!
Думаю: “Как странно, что нельзя правду говорить. Особенно, что я нацист. Я почти всех их завербовал. Это же нормально. Всегда так происходило в любой комнате милиции. Заберут, минут десять-двадцать ментов позагружаешь и все! Иди домой! Мы же все русские!”
