радостная искренность.
— Хочешь, поучу? — предложила она.
— Что ты, я всех насмешу.
— Да нет же, пойдем.
Они отошли в угол зала, где было свободно и где Женя могла учить его, не мешая кружащимся парам.
Саша смотрел на танцующих с завистью. Они проносились мимо с веселыми, сияющими лицами. Мелькали платья девочек, разлетаясь причудливыми разноцветными кругами. Оркестр играл старинный- старинный вальс, и Саша подумал, что, наверное, такой вальс гимназисткой танцевала мама.
Они приготовились к танцу. Женя легким, но уверенным движением подсказала Саше, когда нужно было начинать.
— Смелее, совсем хорошо получилось, — сказала Женя, и Саша увидел, как радостно смеются ее глаза.
Но танцевать им не пришлось. Вальс внезапно оборвался. Все обернулись в сторону сцены и увидели очень высокого человека в форме пограничного командира и стоявших рядом с ним двух молодых бойцов. Высокий командир что-то сказал моложавому капельмейстеру. Тот изящно взмахнул палочкой, и, словно гром с ясного неба, грянула разудалая «барыня».
Старшеклассники еще не пришли в себя — уж слишком неожиданным был переход от плавного мелодичного вальса к этой искрометной русской пляске, как командир с гиком выскочил на середину вмиг образовавшегося круга и пошел в пляс. Не верилось, что этот высокий и не совсем складный человек может плясать так легко и лихо. Он то выбивал каблуками своих начищенных до ослепительного блеска хромовых сапог гулкую дробь, то, приседая, шел по кругу, уперев руки в бока и легко вскидывая длинные ноги, то вскакивал во весь рост, то чуть ли не летел над паркетным полом. Он плясал так, что каждого, кто наблюдал за ним, так и подмывало вскочить в круг. Лицо его было веселое, лукавое, и хитрым взглядом своих больших глаз он как бы спрашивал всех, кто окружил его: «Ну как? Неплохо?»
Эта неожиданная, никем не предвиденная пляска вызвала веселый смех, бурю аплодисментов и создала ту непринужденную обстановку, когда каждый чувствует себя легко и свободно.
Высокий командир вытер платком вспотевшее лицо.
— Это для знакомства, — сказал он. — Вопросы есть?
— Хорошо! Здорово! — раздались восклицания.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал командир. — У нас в пограничных войсках все так пляшут.
Ребята засмеялись. Казалось, что этот высокий командир давным-давно всем знаком.
— Не верите? — весело и непринужденно продолжал он. — Я правду говорю. Вот только плясать некогда. Вы звали нас в гости?
— Звали! — заверили старшеклассники.
— Чудесно. Моя фамилия — Парамонов, Вот это — Соболев, — он представил невысокого плечистого бойца с медалью «За отвагу» на груди. — Он задержал двенадцать нарушителей границы. Нет, виноват, уже тринадцать. Чертову дюжину. Вот он и расскажет.
Саша оглянулся. Жени возле него уже не было. Ему хотелось, чтобы она стояла рядом с ним. Но он так и не увидел ее, да к тому же Соболев уже начал рассказывать.
Говорил Соболев негромко, запинаясь, смущаясь от каждой не совсем гладко сказанной фразы. Он явно непривычно чувствовал себя в большой незнакомой аудитории.
— У нас бывает разное, — рассказывал он. — Зимой был я с Ларкиным в наряде. Снегу в лесу — по колено. Идем по дозорке. Смотрим — в запретной полосе люди. Мы в кусты спрятались. На нас маскхалаты были надеты. Ну, замаскировались. Ларкин мне говорит: «Коля, это свои». Присмотрелись: вроде свои. Шесть человек. В нашу военную форму одеты. По петлицам — саперы. Четверо с бревнами возятся, двое в сторонке. Какую-то бумагу рассматривают, вроде карты, Свои-то свои, думаю, да кто им разрешил здесь работать? Подполз поближе. Они нас, конечно, не ждали. Из-за укрытая документы потребовал. Вижу, один в лице переменился. А остальные ничего, убеждают меня, что свои. Один здоровый такой, со шрамом на лице, даже фамилию нашего начальника заставы назвал. Пройдемте до заставы, говорю, там разберемся. Тут здоровый выхватил пистолет — и в меня. Да Ларкин тоже не дурак — давно его на мушке держал. Перестрелка началась. А вскорости с заставы подоспели. Троих живыми взяли, остальных — наповал. Да вот Обухов тоже был, видел. Он пускай дополнит.
— Да мне дополнять нечего, — без смущения отозвался Андрей. — Ты на мою долю ничего не оставил.
— А кто же были эти задержанные? — поинтересовался Виталий.
— Диверсанты. Одели нашу форму, думали, на дураков нарвутся.
— Соболев забыл сказать, что его за это медалью наградили, — добавил Парамонов. — Ранили в перестрелке, месяц в госпитале пролежал.
— Так это не главное, — смутился Соболев.
— А ты что расскажешь, Андрей? — спросил Парамонов.
— Мне еще рано рассказывать, — ответил Андрей. — Скажу только: хорошая у нас служба.
«Это Андрей? Тот самый Андрей, который посылает Жене письма?» — взволнованно подумал Саша, и праздничное настроение его сразу померкло.
— А верно, приезжайте к нам на заставу, — сказал Парамонов. — Сами увидите — граница любит отважных. Народ пограничников уважает. Не за красивые глаза. За суровую службу, за мужество и верность.
Вокруг Парамонова, Соболева и Андрея группами собрались ребята. Сашу словно магнитом потянуло к Андрею.
— Я не пойму, — удивлялся один паренек, — как это Андрей закончил десятилетку и пошел служить рядовым. Он мог бы поступить в пограничное училище.
— Андрей — молодец, — убежденно сказал Валерий. — Он правильно сделал.
— А ты бы пошел? — тут же вмешался Яшка.
— К чему этот вопрос? У каждого свой путь и своя звезда. Один задерживает шпиона, второй слагает об этом поэму.
— Здорово! — воскликнул Виталий. — Что же легче?
— Поэт может задержать нарушителя, — серьезно сказал Валерий. — Солдат не напишет поэму.
— Еще как напишет! — авторитетно заявил Яшка.
— В таком случае он становится поэтом и перестает быть солдатом.
— Ну и философия, — не выдержал Саша. — Валерий, подумай, что ты говоришь. Нельзя же так разделять.
— Да нет же, просто меня надо понять, — мягко убеждал Валерий. — Трудно и то и другое. И в том и в другом случае нужно обладать талантом. И я бы сказал, слава поэта и слава пограничника одинаково заманчива. Цель жизни — достичь вершин славы.
— Но это же тщеславие, — сердито сказал Саша.
— Самое настоящее, — угрюмо буркнул Яшка.
— Не вижу логики, — спокойно возразил Валерий. — Это во-первых. А во-вторых, Саша, я не узнаю тебя. Ты только что был таким веселым…
— Какое это имеет значение, каким я был? — перебил его Саша. — Выходит, по-твоему, стремление к славе — цель жизни?
— Если я иду к славе, значит, я иду вперед.
— Нет, ты скажи, слава — цель?
— А что те цель?
— Настоящая жизнь — вот что.
— Но настоящая жизнь всегда овеяна славой, — не сдавался Валерий. — Скажи, Андрей, — обратился он к Обухову, — скажи, ты согласен с тем, что плох тот солдат, который не стремится стать генералом?
Андрей ответил не сразу. Он переводил взгляд с одного собеседника на другого, будто старался по выражению лиц определить, как бы они ответили на этот вопрос.
