— Простите за вопрос… — Рихард с деланным наслаждением втянул воздух. — Ваши духи… Это кажется, цветы померанца?.. Кажется 'Цветок невинности', фабрикации братьев Ферье?..
Ольга кивнула.
— Я говорил, что вы мне нравитесь? — продолжал Геллер.
Ольга кивнула:
— Да.
— Ну скажу еще раз. Лишним не будет. Могу повторить и третий раз — гулять так гулять… Вы вдохните воздух на улице. Если не отвлекаться на календарь — чистая весна!.. Слушайте, у меня есть великолепная идея — а давайте объединимся! Думаю, из нас выйдет отличная пара.
— Объединимся для чего?
— А! Это неважно! Какая-то работа для нас обязательно найдется.
— Нет, спасибо, я предпочитаю работать в одиночестве.
Из кухни через дверную щель в обеденную залу протерлась кошка. Осмотрелась, решила, что сойдет за хозяйку. Проследовала затем через весь зал, подошла к столику, где сидели Геллер и Ольга, и не то зевнула, не то беззвучно мяукнула.
Понятно было: кошки в этом заведении ловить мышей разучились давно и жили исключительно с подачек поваров и посетителей.
Рихард, так чтоб не видела Ольга, показал кошке кукиш. Дескать, уходи, ничего тебе здесь не обломиться.
Кошка, как ни странно все поняла, и, подняв хвост трубой, не теряя достоинства, отправилась обратно на кухню.
Геллер вернулся в разговор:
— Я тоже, как видите, люблю одиночество.
— Вы знаете, меня раздражают такие люди…
Геллер удивленно вскинул бровь:
— Какие…
— Есть определенный тип людей, которые говорят: 'я люблю одиночество'. Но начинаешь вникать в вопрос, оказывается у них семья, дети, работа. Эти люди никогда не ели одиночество полной ложкой. Не знают, как это встречать одному Рождество с Новым годом. Как жить, когда до ближайшего человека верст двести.
— Вы мне не верите? — Геллер сделал вид, что обиделся.
— Нет. — не стала врать Ольга. — Вы похожи на человека поверхностного. Вам признаться в любви — все равно, что убить человека.
— Уж не пойму, комплимент это или оскорбление… Просто вот такой я человек — стараюсь все решать сразу, брать быка за рога. Если человек мне нравится — я прямо говорю об этом. Если он меня раздражает — сразу стреляю. Ибо, вероятно, я его тоже раздражаю, и он тоже собирается выстрелить…
Ольга промолчала. Сделала вид, что суп с лапшой увлекает ее больше собеседника.
Потому говорить снова пришлось Геллеру:
— А, в самом деле, чем я плох для вас? Мы в воде ледяной не тонем и в огне почти не горим!
— Сие есть достоинство сомнительное. Смею заметить, что навоз коровий так же не тонет и горит крайне неважно.
— Экая вы злая! Давайте я вас поцелую, вас расколдую. Вы станете доброй и еще более красивой.
Ольга улыбнулась донельзя печально.
— Не думаю, что поцелуй тут может что-то изменить, тем более ваш…
— А давайте все же попробуем! Ведь поцелуй поцелую рознь. О поцелуе одного человека забываешь на следующий день, о другом поцелуе помнишь всю жизнь, вспоминаешь о нем на смертном одре, рассказываешь про него внукам, детям, если таковые имеются. О некоторых поцелуях ходят легенды.
— Например, об иудином поцелуе…
— Ну зачем вы так. — обиделся Геллер. — Вот на вашем поцелуе я бы смог бы работать многие месяцы — на самом деле я неприхотлив. Давайте условимся так: вы меня поцелуете, а я целую неделю не буду никого убивать без крайней на то нужды. Разве вам не хочется так просто спасти чью-то жизнь? А может это любовь, поздняя как эта осень?
— Нет. — Покачала головой Ольга. — Это не любовь. Это только флирт… Этакая полу-любовь как средство от полу-одиночества.
Вновь появился трактирщик. Поставил перед Ольгой чашку чая, блюдечко с нарезанным лимоном и плюшкой. Затем принялся убирать со столов ненужную посуду, протирать их.
Геллер, понял, что это дело одной минутой не ограничится. Потому сказал Ольге:
— Простите, я вас оставлю ненадолго.
— Отхожее место на улице, справа за углом. — услужливо подсказал трактирщик.
Геллер покраснел, словно курсистка попавшая по недоразумению в мужскую баню.
— Странный вы все же человек, Рихард. — в первый раз за разговор Ольга назвала Геллера по имени. — Я вижу, вам проще убить человека, чем признаться девушке, что хочется в туалет.
— Нижайше прошу прощения… Давно хотелось. — оправдывался сконфуженный Геллер. — Но сначала думал посидеть, потерпеть, пока на улице немного потеплеет. Затем ваше представление отвлекло.
— Да идите уже… До весны вам-то все равно не получится дотерпеть…
Нужник, как и трактир, был убогим. И, выйдя из него. Геллер закурил папироску. Пока курил — прохаживался, иногда нюхая рукав кителя.
На улице было холодно, но Рихард не спешил.
Ему все казалось, ткань пропиталась вонью нужника. И теперь Геллер ждал, пока она хоть немного выветрится.
Когда же Геллер вернулся, за его столом никого не было.
От девушки простыл и след. В воздухе медленно таял аромат ее духов.
Первым делом проверил пулемет — тот стоял на месте. Затем спросил трактирщика:
— А где дама?
— Она изволила откланяться. Расплатилась и уехала.
— Верните мне ее деньги. Немедленно и все до копейки.
В то время копеек в ходу уже не было, но суть фразы осталась трактирщику понятна.
Ему подумалось: сейчас этот посетитель заберет деньги, сам не расплатиться… Казалось, совсем недавно трактирщик избежал беды гораздо большей, чем два нерасплатившихся клиента. Но и теперь хозяина заведения уколола жадность.
Впрочем, все обошлось.
Геллер спросил:
— Сколько мы вам должны?
Трактирщик удивился настолько, что даже забыл обсчитать.
Впрочем, Геллер не забыл и про чаевые.
Еще через несколько минут простыл след и от Геллера.
Оставшись один, трактирщик стал пересчитывать деньги. Начал с бандитской монеты, думал, что серебро поддельное, напополам с мышьяком. Но нет, монета была чеканки хорошей. Пересчитал деньги оставленные мужчиной — те не выглядели столь надежно как серебро, но будто все же настоящие.
Разложив перед собой выручку, трактирщик ломал голову: а где же подвох? Неужели в этот день ему удалось получить прибыль. Да, будто так…
Но его тут же уколола другая мысль:
А вот если бы он не сказал, что девушка расплатилась, этот визитер, вероятно заплатил за двоих. Но что потом? Ведь если он встретит опять эту девушку, узнает, что та все-таки заплатила… Тогда он выделит время, чтоб найти трактирщика, и показать тому, что так поступать нельзя.
Вырисовывался поразительный вывод: выгоднее быть честным.
