Луций Геганий поперхнулся своей обвинительной речью аккурат на том пассаже, где сенаторам предлагалось решить: корнеплоды или бобы? И пятнами пошел, как фасолина пестрого сорта.
— Чтоб ты, Клодий, сдох, сволочь вкрадчивая, — одними губами пробормотал Ацилий, и тот, разумеется, расслышал. Или по губам прочитал. Улыбочка трибуна стала еще пакостней.
— Известно ли сенаторам, что наш бывший коллега обладает некой врожденной особенностью, коя делает его казнь не только бессмысленной жестокостью, но и вопиющей бесхозяйственностью? — не дожидаясь, пока возмущенные патриции загомонят и затопают, взял быка за рога Клодий. Ради пущего эффекта он даже изволил встать и руку простер к Ацилию, не забыв втихаря ему подмигнуть.
— Объяснись, Публий Клодий, — потребовал принцепс, и Мацелин немедленно поддакнул:
— Да, Клодий, объяснись!
— И покороче, — буркнул подсудимый, не видя смысла в затягивании спектакля. Кто-кто, а Гай Ацилий прекрасно знал, о какой именно врожденной особенности собирался поведать пройдоха-трибун. НЭП, будь он неладен. Пронюхал все-таки!
— Нейро-эйдетический парадокс, — сладко мурлыкнул непрошенный защитник. — Вы и в самом деле собираетесь распылить на удобрения прирожденного лигария[10], квириты[11]?
— Разве Ацилии Курионы обладают НЭП? — риторически вопросил кто-то из Корнелиев. Вопрос не требовал ответа, ибо даже Клодий не рискнул бы открыто обманывать Сенат.
— Касательно всех прочих Курионов сказать сложно, — развел руками трибун в деланном сожалении. — Этого мы уже, к несчастью, не узнаем. Но вот Гай Ацилий, несомненно, является обладателем нужных качеств. Да вы бы хоть сперва в его генетическую карту посмотрели, а потом уже рассуждали о подкормке корнеплодов!
И снова подмигнул, скотина такая. Другим глазом.
— Клодий, да чтоб ты сдох, — понимая, что повторяется, пожелал Курион уже вслух. Тот лишь улыбнулся, с легкой укоризной покачав головой:
— О, людская неблагодарность! О, времена! О, нравы!
Принцепс снова прибегнул к посоху. По сморщенному лицу его читалось: кабы собрались все вживую, а не в виртуальности, прогулялся бы тот посох по сенаторским спинам, ох, прогулялся.
— Квириты! Тишина! Гай Ацилий, ты лишен голоса! Публий Клодий, переходи к сути! Мы не на форуме, квириты! Уважайте это священное собрание!
— Как угодно, — не смутился Клодий. — А суть, квириты, такова, что на станции… м-м… — он прищелкнул пальцами, делая вид, что запамятовал: — Цикута Вироза, да! На пограничной станции Цикута Вироза уже полтора месяца как отсутствуют лигарии. Лишившись проводников, станция парализована. Не разумней ли предоставить Гаю Ацилию шанс искупить его вину сим тяжелым, но почетным трудом на благо Республики?
Курион закрыл глаза. Ну, вот. Теперь последняя надежда на быструю и чистую казнь подохла в конвульсиях. Никто из патрициев не упустит случая так унизить представителя своего сословия. Служба лигарием — это… Это, в сущности, та же казнь, только изрядно растянутая во времени.
Навсегда покинуть привычную среду, лишиться не только всех привилегий, но и элементарных прав, доступных даже последнему репликаторному плебею… О, боги! Лигариев ведь стерилизуют. Этот пункт, вероятно, кажется Клодию особенно сладостным. Казнить политического противника — это, конечно, удовольствие, но слишком уж скоротечное. А вот превратить его в бесправное и бесплодное существо, не просто изгоя, а ходячий инструмент, принадлежность станции навроде гетеры, антенны или пульта… О-о! Это, несомненно, придется им по вкусу!
Он не ошибся. Дискуссии не было.
— Голосуем! — предложил принцепс и тут же, обведя взглядом лес поднятых рук, подытожил: — Единогласно!
— Гай Курион из рода Ацилиев! Именем Сената и Народа Республики ты приговариваешься к службе лигарием на станции Цикута Вироза или любой другой, если того потребует благо Республики, — торжественно огласил приговор старейший в Сенате и добавил совершенно, на взгляд Гая, излишнее:
— Пожизненно.
Мог бы и не сотрясать виртуальность. У лигариев не бывает отставок.
«А центурион был прав, — с тоской подумал Ацилий. — Надо было вены резать, пока возможность имелась».
А вслух пожелал в третий, но далеко не последний раз:
— Чтоб ты сдох, Клодий!
Если бы не снегопад, то Кассия выследила бы лисовина в два счета. Но снег все валил и валил, пуховое одеяло, укутавшее землю, делалось пышнее, толще, белее, а главное — непроходимее. Метель замела все знакомые тропинки, и время от времени Кассия, сделав неосторожный шаг, проваливалась в сугробы по пояс, но обращаться за помощью к карте девушка сочла поступком крайне неспортивным. С картой-то всякий может! Кроме того, роскошный рыжий зверь стоил всех прилагаемых усилий. Увидев в каталоге вирт-обновлений эту хитрющую морду, Кассия покой и сон потеряла. Кролики, полевые мыши и совы у неё уже были, самое время завести кого-то хвостато-зубастого. Но цены на лесных хищников заставили манипуларию[12] скулить и тявкать от досады прямо-таки по- лисьи. По расчетам Кассии на приобретение рыжехвостого семейства у неё ушли бы все бонусы за шесть декад. Оставалось лишь набраться терпения.
А потом случилось так, что Кассии Фортунате стало не до лис совсем…
Теперь, спустя полгода, она называла произошедшее с ней не иначе как Инцидент. Хорошее емкое слово, слово-шкатулка, в которую запросто можно спрятать и преступление, и последовавшее за ним неминуемое наказание… Отличное слово, да.
За каменным мостиком, изящно перекинутым через замерший ручеек, Кассия, наконец, увидела цепочку лисьих следов.
«Вот теперь я точно тебя найду, хитрюган», — мысленно посулила она неуловимому зверю, двинувшись за лисом в самую чащу.
После оглашения приговора сестры и братья из её манипулы скинулись на прощальный подарок. Даром, что ли, Кассия им все уши прожужжала о том, как хочет поселить в Зимнем Мире лисиц? К тому же, если не вся Республика, то Флот уж точно в курсе — команда квинквиремы [13] «Фортуна» — самая сплоченная. Недаром говорят: «Дружат как Фортунаты». Друзьями они остались до самого конца.
Между елками мелькнула ярко-рыжая шубка. Кассия ускорила шаг. Мягкий рыхлый снег весьма кстати заглушил все звуки, и девушке удалось подкрасться к красавцу-лисовину очень близко.
«Ага! Вот ты какой!» — ахнула Кассия, любуясь подарком.
Зверь был не просто рыжий, а почти огненный, с янтарными глазами и белоснежной грудкой.
— Привет тебе, Руфус!
Вдоволь наигравшись в гляделки и дав сделать три десятка великолепных снимков, новонареченный лис убежал по своим делам, а Кассия вернулась к мостику. До ужина осталось каких-то полчаса, и прежде чем вернуться в реальность, она хотела насладиться видом живописной дороги и отягощенных целыми сугробами еловых ветвей. Оно, конечно, правильно говорится, что перед смертью не надышишься, но кислой физиономией Блондинчика она и так сыта по горло.
«На первые же бонусы куплю дополнение „Лыжи“, — мечталось девушке. — Для мобильности и стимуляции нервных окончаний».
Снег продолжал тихо падать, но ветер прекратился, и Кассия на прощание запрокинула голову, чтобы чувствовать кожей лица легчайшие ледяные прикосновения. Нет, право же, её личный Мир Зимы стоил каждого потраченного на его создание денария.
Ах, как же не хотелось возвращаться! Ступая в снежно-мерцающее кольцо портала-выхода, Кассия едва не стонала от злости. Вернее, она яростно скрежетала зубами, как человек, которому снится бесконечный кошмар. Только у бывшей манипуларии, как назло, сон и явь поменялись местами.
Каждый раз при возвращении из Мира Зимы гордячка-Кассия давала себе слово не замечать Блондинчика в упор, но голова сама по себе, без всякого участия воли склонялась перед изменником.
