вольна заниматься всем, что только взбредет тебе в голову, дорогая, в разумных пределах, конечно. Только вынужден напомнить, что теперь от тебя потребуется соблюдать определенные правила поведения.
Хмурая Кассия надоедливые тряпки отшвырнула подальше, но затем, немного подобрев от нежностей Гая, решила, что не так уж и плохо всё складывается, надо лишь обрисовать для себя круг первоочередных задач.
— Ты бы мне инструкцию дал. Чтобы я ненароком твои «определенные правила поведения» не нарушила.
Среди манипулариев на «Фортуне» тоже частенько заключался конкубинат, но правила в нем были неписанные. Что-то типа «С чужими партнерами не мути» и «Меньше верти жопой». Инструктор по психологической подготовке регулярно читал лекции о контроле собственнических чувств, с которыми бороться бесполезно, но крайне необходимо оные держать в узде. У патрициев, небось, тоже с чувством собственности полный комплект.
— Я непременно озабочусь этим вопросом, Кассия, — пообещал Ацилий. — И составлю для тебя подробную инструкцию… или поручу это сделать профессионалу… А пока… Думаю, будет неуместно, если ты, скажем, воспользуешься общим санузлом с членами экипажа «Аквилы» или начнешь оказывать знаки внимания кому-то, с кем все равно не сможешь вступить в интимную связь. Потому что, дорогая, теперь у меня в отношении тебя не просто приоритет, а исключительное право. Да! — спохватился он, осознав, что чуть не забыл самое главное: — И еще леденцы. Я попрошу тебя употреблять это лакомство исключительно в каюте. Договорились? На досуге поройся в корабельной базе данных или обратись за советом к Квинту Марцию. Я уверен, что общие сведения о правилах поведения ты сможешь почерпнуть самостоятельно из соответствующей литературы или вирт-симуляций. Ты же у меня такая умница.
От этих слов Кассия прямо расцвела вся. Куда только делись все подозрения. Она любила определенность и точность формулировок, избавлявших простого исполнителя приказов от необходимости мучительно размышлять над правильностью или ошибочностью своих возможных поступков.
«Исключительное право на секс — это понятно. Тут никто и не спорит, — рассуждала она. — На то мы с тобой, Гай Ацилий, и официальные партнеры, чтобы спать только друг с другом. А леденцы, что в каюте, что в столовой одинаково вкусные. И уж наверняка в базе корабельного вирт-поля сыщется материал про жизнь патрициев и патрицианок в их естественной среде обитания».
— А заодно у тебя есть уникальная возможность полностью изучить корабль, — добавил Курион, занимая место за столом и активируя вирт-консоль. — Если возникнут вопросы, скажешь, что я попросил тебя это сделать. А я сообщу наварху, чтобы она дала тебе доступ всюду, куда сочтет возможным. Прямо сейчас. Уверен, что Ливия Терция мне не откажет.
«О! Вот и первое задание! — возликовала манипулария, по-своему переведя умные патрицианские намеки. — Вынюхать, чем тут, на „Аквиле“, народ дышит — это правильно». И тут же полюбопытствовала:
— А ты чем займешься?
— О, моя дорогая, — вздохнул патриций, поигрывая световым пером и не скрывая нетерпения. Он и сам не подозревал, насколько истосковался по умственному труду. — Я займусь нудной, но жизненно важной работой — составлю списки моих вероятных сторонников, перечень мест, куда мы могли бы отправиться, и набросаю хотя бы примерный план действий, чтобы мне было, что показать наварху и префекту на ближайшем совещании.
Почти весь личный состав биремы «Аквила» пребывал в унынии. Исключение составлял только контубернал наварха — Флавий. И Кассия, робко просочившаяся в спортзал, решила набраться терпения, вопросов до поры до времени не задавать, а только слушать и запоминать. Вдруг они что-то задумали против Ацилия? Но причина всеобщей печали оказалась проще и прозаичнее: доблестные Аквилины ставили на то, что Квинт Марций и Ливия непременно переспят либо из-за внезапной симпатии, либо после совместной пьянки. Но вышло так, что Флавий и Гней Помпилий сорвали банк. С авгуром всё ясно, рассуждали осиротевшие, кто на десяток, а кто и на сотню сестерциев, Аквилины, авгур через аптериксов у богов дознался. Но сучонок-Флавий каков? Даром, что на пару с Луцием Марцием за начальством подглядывали-подслушивали, а все равно порученец префекта лишился половины жалования. «Флавии, они все такие подлючие!» — постановил коллективный разум и немедленно переключил внимание на Кассию.
Девушка отлично знала, как стремительно расходятся по кораблю новости. Что на квинквиреме, что на биреме, не проходит и получаса, чтобы о происшествии не узнал самый последний техник-ассенизатор. Но Гней Помпилий же побил все рекорды, раструбив об их с Гаем помолвке по всему кораблю в течение двадцати минут. И теперь Аквилины взирали на патрициеву невесту, как на двухголового монстра. Манипулария, ставшая лигарией — полбеды, но плебейка, вошедшая в патрицианскую фамилию через партнерство — это что-то невероятное. В спортзале воцарилась тишина, нарушаемая только тихим шорохом беговой дорожки да звуками шагов Кассии.
Она выдержала ровно три минуты, а потом вспомнила, что еще совсем недавно служила на флагмане Республиканского флота и среди своих, среди манипулариев, считалась храбрым солдатом. Девушка демонстративно остановила тренажер и развернулась к собравшимся.
— И что такого случилось-то, а? — спросила она с нескрываемым вызовом. — Только и делов, что мой напарник — Гай Ацилий Курион — оказался человеком чести. Обещал право соглаша… согласи… согласовательного слова — и дал, обещал ввести в семью — сделал. Разве это плохо? Так и знайте, квириты, как Гай Ацилий скажет, так и будет. И я тому живой пример. Так-то!
Никогда не имевшая опыта публичных речей, Фортуната вдруг почувствовала вкус к риторике. Конечно, так гладко вещать, как это вчера делал Блондинчик, она бы все равно не смогла, но как говорится, главное — ввязаться в бой, а там всё само получится.
— Ты нас за своего патриция не агитируй. Можно подумать, нас кто-то спрашивает, за кого мы хотим сражаться, — усмехнулся тот самый голубоглазый десятник Публий Меммий — полный тезка покойного Публия Фортуната, тот самый, который не так давно подбивал клинья к Кассии. — Как наварх с префектом решат. А мы с «Аквилой» одно целое.
— Так и нечего на меня пялиться, словно дикий парф на живую женщину! — рявкнула новоиспеченная невеста и вернулась к своей пробежке. Конечно, щеки её стыдливо пылали, а в груди отчаянно колотилось сердце, но бежать под крылышко к Ацилию Кассия не собиралась. Она не совершила ничего плохого, выбрав из всех возможных мужчин — напарника-патриция!
Заодно стало понятно, что пути обратно нет и не будет. А, значит, надо идти дальше.
Испить чашу позора и профессионального унижения психо-куратору Аквилины попросту не дали. Ему бы раз сорок проверить и перепроверить свои записи по префекту, найти ошибки, вычислить момент, когда его, Луция Антония, невнимательность превратилась из прискорбной в фатальную, чтобы потом торжественно пригвоздить себя гвоздями-фактами к позорному столбу. Так оно и случилось бы, если бы не бдительный экипаж мятежной биремы. Когда восьмой по счету флотский офицер крайне вежливо заводит разговор о Ливии Терции, их уникальном навархе, не нужно быть психологом, чтобы начать подозревать странное. Когда таких деликатных собеседников становится больше двадцати, то всякие сомнения можно отбросить — его толкают в объятия наварха всем экипажем. Аквилины буквально раздевали его внимательными взглядами, оценивая все стати с придирчивостью, достойной опытных ген-модификаторов. И только один человек на корабле не пытался просватать Антония. Им была Кассия, которая сама пыталась разобраться со свалившимися на неё обязанностями будущей патрицианки. Хитроумный Курион придумал беспроигрышный ход с женитьбой на плебейке, и теперь использовал её оптимизм и обаяние на полную катушку. Кассия же решила, что станционный психокорректор — идеальная кандидатура для составления инструкций по поведению дестинаты.
— Я ведь тоже из плебейской трибы, — пытался отбиться от настойчивой Фортунаты Антоний. — Мои знания исключительно теоретические, а значит, практической ценности не имеющие.
— Так мне пока только теория и нужна. С практикой я по другим каналам разбираюсь, — уверяла его Кассия.
— По каким?
