пять-шесть минут он резко активизировал свои действия, забегая с разных сторон и пытаясь нанести удары трезубцем на разных уровнях — в шею, не защищенную броней грудь и по внутренним поверхностям бедер. Разумеется, его оппонент легко отбил все эти вполне ожидаемые атаки. В сверкающих сквозь бойницы глазах появилось выражение свирепого превосходства. Варвар подумал, что с этим-то молокососом он несомненно справится. Было бы неплохо нанести смертельный удар этому смазливому ретиарию его собственным трезубцем. Скажем, воткнуть его прямо в лицо, чтобы застонали от ужаса все его поклонницы. Надо сказать, что, поскольку ретиарии были единственными из гладиаторов, кто обходился без шлема, ланисты — владельцы гладиаторских школ — специально подбирали на эту роль мужчин с приятными чертами лица. Варвар, чья голова уже к двадцати пяти годам оказалась иссечена всевозможными шрамами, завидовал этому юноше, а потому позволил своим чувствам помешать столь необходимой в бою холодной концентрации внимания. Когда ретиарий неожиданно подвернул ногу и упал на песок, секутор лишь удовлетворенно отметил, что боги действительно благоволят к нему в этот солнечный день, и бросился к, казалось, временно беспомощному противнику. Но когда он — торжествующий и забывший об осторожности — приблизился к Лейтенанту, тот вдруг резко повернулся и обеими руками бросил в узкие глазницы шлема варвара большую пригоршню песка. Его крупицы попали не только в широко открытые голубые глаза тевтонца, но и на время перехватили его дыхание, когда он от неожиданности вдохнул песок широко открытым ртом. Выпустив из рук щит и роняя невольные слезы, он как сумасшедший размахивал мечом, пытаясь поразить невидимого пока ретиария, столь коварно ушедшего от, казалось, неминуемой смерти. И в этот-то момент Лейтенант спокойно, под одобрительный рев толпы, набросил на своего противника сеть. Отчаянные попытки секутора избавиться от проклятых тенет привели лишь к тому, что он запутался в них окончательно, хотя ему и посчастливилось удержать в руках свой короткий меч. Раздавшиеся со всех сторон вопли плебса и потерявших на время свою чопорность аристократов не вызывали сомнения в том, на чьей стороне были симпатии зрителей:
— Добей его, симпатяга!
— Бей в грудь или в горло!
— Отправь варвара на корм рыбам!
Тевтонец, понявший, что боги оставили его, не стал дожидаться решения императора. Нерон, в первые годы правления запретивший добивать побежденных, впоследствии растерял свое милосердие. Смерть, так или иначе, была неизбежной. Нащупав рукоятку меча, по-прежнему путающийся в сетях варвар направил острый конец клинка в свою обнаженную грудь и упал на него так, что тот прошел сквозь его тело. Цирк одобрительно загудел, оценив мужественную гордость поверженного бойца и дождавшись первой порции крови, пролившейся сегодня на песчаную поверхность арены. Лейтенант в оцепенении смотрел на судороги умирающего воина, дивясь тому, насколько реалистичными оказались картины его бреда. Наконец голубоглазый варвар затих, а пятно окровавленного песка под ним приняло внушительные размеры. Секутор был мертв. Поверхность арены невдалеке вдруг вздыбилась, и в ней возникла черная дыра. Вздрогнувший от неожиданности Лейтенант с ужасом увидел, как оттуда вылезли жуткие существа — рабы, одетые богами потустороннего мира. Они сноровисто и деловито потрогали ногу убившего себя гладиатора раскаленным железным прутом (тот не шелохнулся) и, зацепив мертвое тело крючьями, утащили его в свою подземную берлогу. Один из рабов, задержавшись, быстро засыпал кровяное пятно свежим песком. Спустя пять минут уже ничто не напоминало о только что произошедшем здесь бое. Наш бредящий герой вдруг подумал, что пора заканчивать с этим кошмаром, и попробовал вынырнуть из него. Он сделал одно мысленное усилие, затем другое. Он даже расслышал было где-то далеко, в другой реальности, знакомый голос Тани, говорившей кому-то: «Или езжайте за своим лаборантом, или я сейчас разбужу главного военного советника!». Но ничего не вышло: он так и стоял на арене под палящим солнцем. Лейтенант не совсем представлял себе, как же теперь будут развиваться события, повинуясь причудливым соединениям нейронов в его потревоженном ядом плазмодиев мозгу. На секунду он вспомнил о полученных накануне солнечных ожогах и невольно поежился, испугавшись еще худших последствий. Но потом ему стало ясно, что уж чего-чего, а подобного в кошмарах бояться не стоит!
— Sine missione![20] — вдруг раздался громкий, хорошо поставленный и какой-то рокочуще-густой голос.
Лейтенант вдруг понял, что голос этот принадлежал рыжеватому человеку в пурпурной тоге, величественно восседавшему в императорской ложе. «Да чтоб ты пропал!» — неласково подумал наш герой и вновь попытался избавиться от навязчивого бреда или, на худой конец, нырнуть в менее кровавый кошмар. И вновь это не удалось. Нерон пропадать отказался и, взяв в пухлую руку сверкнувший зеленоватыми лучами камень, прищурившись, посмотрел сквозь него на Лейтенанта. Тот сразу вспомнил, что близорукий персонаж его кошмара, как писали историки древности, использовал огромный изумруд в качестве лорнета. Хотя до императора и его свиты было метров пятьдесят, Лейтенанту показалось, что он встретился взглядом с потомком Цезаря. И даже на таком расстоянии сумел многое прочитать в его серых глазах. Там отражались любопытство и жестокость, пытливый ум и детская непосредственность. Но, как вдруг понял Лейтенант, больше всего в этих подслеповатых глазах было ревности. Повелитель огромной и могущественной империи римлян завидовал славе юноши-гладиатора!
— Sine missione! — вслед за официальным хозяином игр повторил одетый в расшитую золотом и жемчугами тогу распорядитель с толстым слоем пудры на потрепанном жизнью лице. Еще один взмах платка, и в открывшихся воротах показался новый противник.
— Ваше императорское величество, прекрасная императрица Поппея, уважаемая римская публика! Сейчас перед вами сразятся ретиарий и сагиттарий!
Цирк зашумел, обсуждая услышанное. Лейтенант не знал, а потому и не смог вспомнить, что термин «сагиттарий» в Древнем Риме означал гладиатора-лучника, закованного в броню с головы до ног. Историки так и не смогли определить, с кем вооруженный подобным образом боец должен был сражаться. На всякий случай, наш герой приготовился к худшему. Казалось, даже всезнающие зрители затруднялись подсказать вдруг ставшему звездой гладиатору, какого же Юпитера ему теперь делать. Дувший до этого легкий ветерок, трепавший полотнища солнцезащитных тентов, неожиданно прекратился. Над ареной воцарилась жуткая тишина. От песка пахло сыростью и гнилой кровью десятков тысяч убитых здесь людей. И тут кошмар Лейтенанта принял неожиданный поворот. «А вдруг, — похолодел он от страха под палящим солнцем, — это не бред? А что, если я бредил там, в Африке, в двадцатом веке нашей эры? А если сейчас окажется, что опасность представляют не взбесившиеся комитетчики с гадюками, шприцами и пистолетами, а вон тот дядька в шлеме, уже поднявший свой лук?» Лучник действительно решил, что достаточно долго раскланивался с императорской ложей, и приступил к довольно простой, с его точки зрения, задаче: расстрелу фактически беззащитного ретиария с помощью тяжелого персидского лука. Длинная и толстая стрела, пущенная из такого оружия, могла пробить насквозь и сирийскую кольчугу, не говоря уже о голом торсе молокососа, которому, по мнению сагиттария, сегодня и так уже слишком много везло. Вытерев о кожаный пояс мокрые от пота пальцы, лучник вытащил из колчана за спиной первую из дюжины стрел и приготовился к выстрелу. Лейтенант, на время отогнавший тревожную мысль о том, бредит ли он на самом деле, понял, что бой будет или коротким, или, наоборот, достаточно продолжительным. Скорее всего, его противник думал, что выбранная ретиарием стратегия будет заключаться в наматывании кругов по арене с одновременным уворачиванием от посылаемых в него стрел. Сагиттарий будет постепенно прижимать его к краю цирка, ограничивая поле для маневра и выходя на дистанцию, с которой будет невозможно промахнуться. Далеко у ворот зазвенела отпущенная тетива из бычьих жил, и первая стрела едва не поразила ретиария в открытую грудь. Лейтенант отскочил в сторону, одновременно отметив, что лучник — как футболист, бьющий пенальти, — сделал ставку на то, что его противник отпрыгнет вправо. По счастью, в этот раз наш герой уклонился в противоположном направлении. Интересно, повезет ли ему в следующий раз? Лейтенант решил не дожидаться ответа. Когда лучник опять спустил тетиву, он плашмя упал на землю, услышал свист пролетевшего рядом снаряда, тут же поднялся и помчался прямо на сагиттария. Тот, не угадав намерений противника и ожидая, что он еще несколько секунд пробудет на песке, выпустил очередную стрелу почти вертикально вверх. Несущийся к нему ретиарий не увидел, как та, достигнув апогея, устремилась вниз и через мгновение воткнулась туда, где какие-то секунды назад находилось его тело. Набирая скорость, он как в замедленном фильме видел
