Глава 5
19.06.90, старшим групп советских военных советников
«Красная звезда», 27 июля 1990 года
Когда двое исследователей раннего христианства вернулись в гостиную, происходившее там мероприятие достигло неизбежного в Анголе этапа — просмотра очередного видеофильма. Впрочем, в этот раз смотрели фильм не про Джеймса Бонда. Не был он и немецкой порнухой с похожими на грудастых кобылиц девками и мускулистыми дядьками, щедро оснащенными увлекшейся природой (такие фильмы брали у местного недобитого капиталиста дядюшки Кардозо — владельца фабрики кока-колы). Этим вечером гости Сашки смотрели привезенную кем-то из СССР знаменитую комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Помимо всех несомненных достоинств этого шедевра, компанию пьяных переводчиков в особенности привлекала в нем одна сцена. Лейтенант и Березняков зашли как раз в тот момент, когда управдом Иван Васильевич, вдруг ставший царем Иваном Грозным, и мелкий ворюга Жорж Милославский, превратившийся в его помощника, встречают делегацию шведских послов.
— А что он говорит? Конкретно, что? — спрашивал вошедший во вкус дворцовых будней «царь»- Яковлев.
— А пес его знает! — честно отвечал Жорж-Куравлев. — Федя (Крамарову), надо бы переводчика!
— Был у нас толмач! Ему переводить, а он лыка не вяжет! Мы его в кипятке и сварили!
— РАЗВЕ МОЖНО ТАК С ПЕРЕВОДЧИКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ! — в едином порыве, вместе с Милославским дружно ответила вся честная компания.
После приступа смеха и очередного тоста — теперь уже за профессиональное сословие военных переводчиков — вернувшаяся к тому времени барышня Эвелина вдруг, покраснев, высказала мысль:
— Ребята, представьте! Если такие фильмы и такие книги наш народ мог создавать, живя при Сталине, Хрущеве и Брежневе, то какие же шедевры нас ждут в будущем, когда рухнет система! Когда каждый творец сможет создавать не то, что «советуют» на пленуме Союза кинематографистов или съезде Союза писателей, а что подсказывает сердце!
— Эвелина права! — с несвойственным ему жаром поддержал изрядно набравшийся Тюлень. — Придут писатели новой эпохи! Гранины и Беловы померкнут перед новыми Толстыми и Достоевскими!
— Ага! — цинично согласился Березняков. — Особенно после того, как будущих Достоевских из нынешних дурдомов повыпускают!
— Я вот только боюсь, — слегка заплетающимся языком вымолвил Сашка, — что все писатели, обрадовавшись вновь обретенной свободе, начнут писать что-нибудь настолько заумное, что у них не останется времени на обычные детективы!
— Да какие детективы! — сердито отмахнулся Тюлень. — Появится столько новых глубоких книг, что читатели и смотреть-то на этот мусор перестанут! Детективы вымрут за ненадобностью!
— И «В августе 44-го»? — ехидно спросил Сашка.
— Ну это и не детектив вовсе! Конечно, на такую книгу и у меня всегда время найдется!
— А еще на любовные истории! — вмешалась «прапорщица» Надя. — И пусть когда-нибудь научатся делать телесериалы! Чтоб хоть чуть-чуть напоминали бразильские!
— Точно! — поддержал Сашка. — «Escrava Isaura».[21] Лично мне понравился!
— Что ж, — нехотя согласился с именинником его друг Тюлень, — надо будет уделить место на экране и подобным передачам. Но лучшее время — свободной публицистике! Шедеврам мирового кинематографа! И нынешних ведущих «Взгляда» — обязательно поставить во главе телеканалов! Они-то, честная молодежь, никогда не опустятся до того, чтобы обманывать зрителей или лизать жопу власти! Представьте, Константин Эрнст — глава «первой кнопки»! А Познер? Познер! Никогда никого не побоится! И никогда от подонков копейки не возьмет!
— Ну да! — засмеялся прапорщик Слава. — Может, ты этих телеканалов еще и несколько штук захочешь! На любой вкус!
— Да! — с жаром ответил Тюлень. — Захочу! И никакой цензуры!
— Скоро не останется никакой цензуры! — веско промолвил подполковник Березняков. — Нашему народу она настолько опостылела, что он этих цензоров просто на куски порвет! А еще канут в Лету такие мерзкие передачки, как «Служу Советскому Союзу!» и «Сельский час»! Попомните мое слово — уже через год ни один уважающий себя интеллигент не захочет и близко подойти к чему-нибудь, оставшемуся в наследство от советского режима!
— Запомните! — с жаром вскричала покрасневшая истеричка Эвелина. — Пройдут двадцать лет, и возрожденная из пепла русская литература вновь покорит весь мир!
— Все Нобелевские премии будут наши! — подтвердил Березняков.
— За это надо выпить! — присоединился к нему Тюлень.
Привидения погибших в этой квартире супружеских пар с восторгом умиления слушали буревестников грядущей эпохи расцвета литературы и искусств в освобожденной от оков идеологии стране. Взявшись за руки, погибшие от рук друг друга шифровальщики и их жены плакали. Они рыдали от счастья: ведь их страна стояла на пороге новой эпохи. Они роняли невидимые слезы печали, так как им придется наблюдать все это чудо из иного мира.
Возможно, Лейтенант еще долго бы участвовал в вышеописанных посиделках, если бы в какой-то момент на его спине не оказалась чья-то легкая ладонь. Обернувшись, он увидел серьезные, потемневшие от желания глаза Тани. Ему мгновенно стали глубоко безразличны и судьбы советской литературы, и личные качества новых звезд отечественного телевидения. От внезапного возбуждения его бросило в жар. Поднявшись, он понял, что романтическая девушка Эвелина, на мгновение забыв о грядущем ренессансе посткоммунистического творчества, как в трансе уставилась на могучий бугор, вдруг выросший под его джинсами. Стараясь не встретиться с нею взглядом, он молча, не попрощавшись, удалился. Войдя в свою квартиру, Лейтенант оставил дверь открытой и с выскакивающим из груди сердцем принялся ждать прихода любимой. Наш герой панически боялся начала еще одного приступа малярии, а также неожиданных препятствий в виде любящих родителей или пьяного начальства. Дверь тихонько скрипнула, и в ее едва освещенном проеме появилась стройная фигурка Тани. От нее пахло духами взрослой женщины — с тяжелым и одновременно провоцирующим ароматом. От возбуждения у него заболело внизу живота. Взяв девушку за руку, он молча подвел ее к кровати и усадил на аккуратно застеленную постель. Осторожно, пытаясь не выпустить бешено колотящееся сердце, он снял с нее летний сарафан и расстегнул