Исчез под водой один плащ, второй…
«…Утопленники… настоящие».
Третье копье…
Третий плащ…
Задние ряды шагали, наверное, уже не по дну, а по захлебывающимся и бьющимся в предсмертной агонии телам передних крестоносцев. В тягучую мрачную песню Инквизиторов все отчетливее вплетались булькающие звуки.
Рыцарский клин превращался в трапецию с усеченной вершиной. Все более усеченной.
Более.
Более…
Разваливающийся на глазах клин двигался дальше.
– Не проще было бы броситься со скалы? – поморщилась Змейка.
Кошкодер покачал головой:
– Будь это обычное самоубийство – да, наверное, проще. Но сейчас они умирают во имя Черного Креста. Они показывают и доказывают, на что готовы ради своей веры… и куда она их может привести.
– На кой хрен показывают? – буркнул Костоправ. – Зачем доказывают, мля? И главное – кому?
«Действительно, кому? – подумал Виктор. – Мертвому богу, которого больше нет?»
– Спроси что-нибудь полегче, – насупился Кошкодер. – Я в головы к Инквизиторам не заглядывал.
Дальнейшее они наблюдали молча.
Пока Инквизиторский клин не исчез совсем.
Песнь-гимн оборвалась.
Захлебнулся последний рыцарь. Упало последнее копье. Скрылся под водой последний плащ, утянутый на дно закованным в латы телом.
И все. Не видно ничего и никого. И стороннему наблюдателю уже не понять, чем… кем усеяно здесь дно.
Никаких следов. Абсолютно. Под тяжестью массивных наконечников утонули даже копья. Не всплыла ни одна накидка с крестом: свои плащи Инквизиторы пристегнули крепко.
Гнетущее чувство, мрачные мысли…
Виктор угрюмо смотрел на ласковые прибрежные волны, легко и непринужденно поглотившие несколько десятков человек и даже не заметившие этого.
Может, и мы вот так же трепыхаемся после Бойни в убаюкивающих волнах самообмана? Мы – то есть все человечество. Его жалкие остатки. Поем сами себе свои песни, отгородившись от мутантов, насколько это возможно. Навесив на себя латы ложных иллюзий и нахлобучив на головы шлемы слепоты, в которых опущенные забрала приварены намертво и нет даже смотровых прорезей, чтобы увидеть очевидное… реальность… будущее. Увидеть таким, как оно есть.
И, может, мы тоже идем на борьбу со смертью, которую в принципе невозможно победить.
Идем, а на самом деле лишь все дальше и дальше заходим в губительные воды, откуда нет возврата. Может, вся наша хваленая борьба за выживание – не больше чем последний поход в смертельную пучину?
Стоп! Неверные, ненужные, вредные мысли. Виктор тряхнул головой. Мы – не отчаявшиеся фанатики, потерявшие бога и утратившие веру. Значит, у нас еще есть шанс. Должен быть.
Ему хотелось на это надеяться. И он не собирался отказываться от своей надежды. Иначе нельзя. Иначе зачем жить, куда-то плыть, к чему-то стремиться, сражаться, любить? Иначе – лучше уж сразу, как эти вот… «Утопленники… Самые настоящие».
«Нет, – решил он, – мы не утопленники, мы еще побарахтаемся. И мы выплывем. Не накопилось еще таких морей, таких Котлов и такого отчаяния, чтобы утопить в них все человечество, сколько бы его там не оставалось».
Небольшую группку всадников, появившуюся в оливковой роще на дальнем холме, трудно было заметить. Между тем с холма великолепно просматривались все Креуские окрестности. И город, и береговые укрепления, и порт, и мыс, уходящий в море. И само море – до горизонта.
Всадники просто наблюдали. Их лица были покрыты несмываемой боевой раскраской, на шлемах и касках покачивались перья. Разведчики из головного дозора армии Соединенных Племен далеко оторвались от основных сил и старались ничем не выдать своего присутствия.
Впрочем, скрытное наблюдение будет вестись лишь до тех пор, пока не подойдет подмога, а в небе не раздастся клекот Гром-птицы. Ну а потом… Потом уже не будет необходимости скрываться. Потом они обрушатся на приморский город, как разрушительное торнадо.
Как это бывало уже неоднократно.
Они прошли по чужой земле от побережья до побережья. Но это лишь мизерная часть того, что им еще предстоит пройти во славу и по воле Тотемов. Что ж, они будут идти, покуда с ними пребывает священный Маниту, дарующий победу.
Разящая Пуля – Меткая Стрела сидел на приземистом европейском бизоне-мустанге. Звери Людей Креста, как и все прочие здешние звери, подчиняются Тотемам, и теперь многие воины, вышедшие на тропу войны пешком, передвигаются в седле.
Конечно, скотина Людей Креста помельче и поплоше настоящих бизонов-мустангов, она не идет ни в какое сравнение с рогатыми боевыми великанами из родных американских прерий. Но все-таки и эти животные годятся для боя и быстрого передвижения.
А армия Соединенных Племен двигалась быстро. Враг был полностью деморализован, он уже почти не оказывал сопротивления, а если и вступал в бой, то искал не победу, а скорую смерть.
Индейская армия без особых усилий захватывала все новые и новые территории. Лилась кровь, часть которой впитывали Тотемы, становясь от этого еще сильнее. И уже некуда было цеплять скальпы.
Пуля-Стрела скользнул взглядом по сбруе, увешанной трофеями с вражеских голов. А ведь он среза?л только правильные скальпы – с воинов Креста, погибших в бою.
– Большой город, – послышался рядом довольный голос Смотрящего-за-Волны. – Много Людей Креста. Много крови. Тотем будет доволен.
Чернокожий гигант смотрел в бинокль. Боевая раскраска на коже цвета сажи делала его лицо похожим на морду ночного демона, по ошибке выбравшегося из своего логова днем. Широкие мясистые губы раздвинулись в хищном оскале. Приплюснутый нос словно принюхивался к запаху крови, которую еще только предстояло пролить.
Смотрящий направил бинокль на море. Поморщился. Покачал головой. Вздохнул.
– Но кто-то все-таки успел ускользнуть. Во-о-он там, за мысом.
Пуля-Стрела разглядел едва заметную точку на морской глади. Глянул на нее через снайперский прицел винтовки.
– Видишь, плывут? На корабле?
Действительно, корабль. Пузатый и неповоротливый одномачтовый парусник с шипастым частоколом по бортам. Наверное, для защиты от морских мутантов. Только от Тотемов это не спасет.
– Пусть плывут, – улыбнулся Пуля-Стрела. – Рано или поздно мы придем и за ними…
