— Где все же вы впервые встретили Клодию?
— Через одну из предшественниц Джуди. Клодия пришла к ней домой с целью выяснить что-нибудь о Джуди уже после того, как она стала тревожиться по этому поводу. А я случайно оказался там.
— Понимаю. Итак, Рэдичи оказался ревнивцем и попросил вас убраться?
— Да. И лучше бы я так и сделал. Но я каким-то образом почувствовал, что должен защитить Клодию. Мне нравилась Клодия, она собой представляла нечто. И к тому времени все запуталось. Я сказал ему, что он ее не стоит. И он не стоил. С другими девушками он не спал, и с Джуди тоже, и он их не бил. И все равно он жуткий какой-то был.
— И вы видели, как он убил свою жену?
— Да. Это было… — Биран уставился на пустой камин. Он вытянул руку и дотронулся пальцем до мраморной доски, погладив ее. — Я довольно сильно напился в тот вечер. Наверно, мы все трое были пьяны. Клодия была в странном состоянии духа. Я думаю, ей нравилось, что мы оба присутствуем… Ее забавляла эта ситуация. Ей было интересно, схватимся мы с ним или нет. Знаете, она действительно любила мужа, хотя, конечно, была влюблена в меня. Мы составляли истерическое трио, это было уже не в первый раз. Вы едва ли поверите, но мы обсуждали все это вместе. Втроем. Странность Рэдичи делала это возможным. Он все время разыгрывал какую-то роль, и, я думаю, именно это увлекало Клодию. Она хотела воспользоваться мною, чтобы заставить Рэдичи страдать, она хотела посмотреть на его страдания. Он бегал по комнате. Кричал и размахивал руками, а потом погрузился в долгое молчание и нахмурился, как русский актер. Я не мог серьезно относиться к нему во время этого представления, хотя в то же время он пугал меня, и это заставило меня пытаться подловить его. Интересно, вы поняли хоть что-нибудь из этого?
— Думаю, да, — сказал Дьюкейн. — Продолжайте.
— Уже не так много осталось рассказывать. Во второй раз, когда мы так собрались, это было уже после полуночи, и мы стали спорить, пить и часами кричали друг на друга. Казалось, мы почти поняли друг друга, и это было приятно. Но вдруг Рэличи схватил Клодию за плечи. Ночью было жарко, и окно было настежь открыто. Он поволок ее по комнате, крича на нее. А затем прежде, чем я успел встать, выкинул ее из окна.
Биран замолчал. Он все еще водил пальцем по мраморным прожилкам.
— Я никогда не забуду необыкновенной тишины и внезапности ее исчезновения из комнаты. Она не вопила, она просто исчезла в окне, как будто улетела в ночь. Мы не слышали стука, когда она упала на землю. Мы стояли как парализованные. Мне кажется, Рэдичи был удивлен не меньше меня. Думаю, он даже не помышлял сотворить такое.
— Она сразу умерла?
— Да, слава Богу. То есть я имел в виду, раз уж она должна была умереть, слава Богу, что быстро. Мы побежали вниз, она лежала на камнях со сломанной шеей. Как вы знаете, дом Рэдичи совершенно изолирован, и никто ничего не видел и не слышал.
— Что случилось потом?
— Потом с Рэдичи началась истерика. Я все время просил его вернуться в дом. Начался дождь. Я продолжал настаивать, чтобы он вернулся. Я просил его подумать о том, что он расскажет полиции, но он только плакал все время. Потом он сказал, чтобы я ушел, я подумал, что так действительно будет лучше, и ушел. На следующий день я прочитал в газете о «несчастном случае».
— Знал ли Мак-Грат об этом?
— Нет, он ничего не знал, но догадывался. Он много раз приходил туда уже после этого, а он наблюдательный человек. Он пришел к Рэдичи и сказал, что я поведал ему о том, что тот убил Клодию, и спрашивал, правда ли это. Но, к несчастью, потом он совершил ошибку: пришел ко мне почти тогда же и сказал, что Рэдичи рассказал ему, что это я убил Клодию, и спросил, что же теперь делать.
— Это тогда вы угрожали убить Мак-Грата?
— Да. Я чувствовал, что вправду могу это сделать, поэтому это прозвучало правдоподобно. Тогда Мак-Грат попытался превратить все в шутку и признался, что пытался шантажировать Рэдичи тем же способом. Я написал записку Рэдичи, чтобы он не обращал внимания на Мак-Грата, но, думаю, он и так не обращал. Он был слишком погружен в свою скорбь.
— Мак-Грат тогда уже получал деньги от Рэдичи?
— Да. У него были замечательные фотографии обнаженных девушек, которым Рэдичи ставил на грудь чашу. За это он требовал денег, и Рэдичи регулярно платил ему за молчание. Но не думаю, чтобы Рэдичи это огорчало. Между ним и Мак-Гратом была своеобразная дружба. Мак-Грат был по-настоящему потрясен его смертью.
— Потом вы еще общались с Рэдичи?
— Нет. Я только написал ему раз или два записки, касающиеся, в основном, Джуди. Я не решался говорить с ним в департаменте и боялся идти к нему домой. Рэдичи был нелеп, но в нем было что-то угрожающее. И после случившегося я действительно стал бояться его. Я даже думал одно время, что он может убить и меня. Когда я зашел к нему в кабинет в тот последний день и увидел, что у него в руке револьвер, я подумал, что он хочет убить меня.
— Вы полагаете, он позвал вас, чтобы…
— Чтобы я увидел, как он умрет. Это для него характерно. Он послал мне странную записку с просьбой зайти к нему в определенное время, потому что он якобы нуждался в моей помощи. Я знал, что должен пойти, хотя и боялся. Когда я вошел и закрыл за собой дверь, он достал револьвер и выстрелил в себя у меня на глазах.
— Боже! А потом вы заперли дверь и обыскали его.
— Да. Вы подумаете, что я холоден как рыба. Что ж, может быть, так оно и есть. Я сразу же догадался, что он наверняка оставил записку, обвиняющую меня. Я подумал, она у него в кармане, я заглянул во все карманы. Но ее там не было. Она была заперта в одном из ящиков письменного стола. Пришлось взломать замок стальной линейкой. Я боялся, что потом заметят царапины на замке, но, очевидно, не заметили.
Воцарилось молчание.
— Это все? — спросил Дьюкейн.
— Это все. Остальное вы знаете. Мак-Грат все испортил, продав свою фантастическую историю газетам, чем провоцировал вас начать расследование. А иначе, все бы тихо сошло на нет. Кстати, вы читали эту историю?
— Нет. Но я получил полный отчет от человека, который читал ее. Ничего нового там нет. О вас там не упоминается.
— Этого я тоже боялся. Вы не возражаете, если я отодвину портьеры? Здесь ужасно душно. — Биран подошел к окну и, отодвинув тяжелую портьеру, открыл форточку настежь. Стал слышен шум уличного движения с Эрлз-Корт-роуд.
Через мгновение Дьюкейн сказал:
— Зачем вы спрятали исповедь Рэдичи?
— Зачем? Это звучит безумно, но я боялся, что подумают — это я убил его!
— Успокойтесь, успокойтесь, — Дьюкейн вздрогнул. — И у вас есть Джуди.
Биран несколько раз глубоко вдохнул воздух, а потом снова задернул портьеру. Все еще продолжая глубоко дышать, он вернулся к Дьюкейну и встал напротив него, глядя ему в лицо:
— Джуди мне безразлична, я взял ее как любую другую.
Дьюкейн молча смотрел на длинное, слегка искаженное лицо Бирана. Оно было неподвижным, усталым, спокойным, в нем горел слабый огонек надменности, которую он сам сознавал в себе. Дьюкейн подумал, да, ты — холоден как рыба, ты настоящий мерзавец.
— Что вы собираетесь делать со мной? — спросил Биран.
Дьюкейн занервничал, налил себе еще виски, а потом медленно сказал:
— Вы поставили меня в трудную ситуацию. — Он не хотел, чтобы Биран начал притворяться снова. К тому же он был действительно поражен и потрясен историей, которую он только что услышал, и ситуацией, в которой они оба оказались.
— Продолжайте.
— Когда вы пришли сегодня, — спросил Дьюкейн, — вы намеревались рассказать мне все это?
