фосфоресцирующий след. Однажды в детстве мальчишки показали ей в кустах птичье гнездо — с каким восхищенным изумлением смотрела она на круглый птичий глаз, мерцавший сквозь густую листву этого таинственного обиталища! Взгляд мистера Уитфорда, впрочем, хоть чем-то и напоминая ей ту птичку, отнюдь не вызывал тогдашнего чувства детского восторга. Она вздохнула с облегчением, когда он уехал, и особенно порадовалась, что его нет, когда прибывший вслед за ним сэр Уилоби подверг ее мучительному объяснению, длившемуся целый час. Он привез дурную весть: его матушке леди Паттерн становилось час от часу хуже. Конец ее был недалек. Уилоби заговорил об ожидавшей его тяжелой утрате и об ужасе смерти вообще.
С философической небрежностью, как бы вскользь, он коснулся и собственной смерти.
— Общий удел, — сказал он. — Жизнь коротка!
— Это верно, — согласилась Клара.
В ее ответе ему почудился холодок.
— А вдруг вам придется потерять меня, Клара?
— Ах, Уилоби, но ведь вы в расцвете сил!
— Как знать? Быть может, мне суждено погибнуть завтра!
— Зачем вы так говорите?
— Затем, что надо быть готовым ко всему.
— Но для чего это нужно?
— А вдруг, мой ангел, вы меня потеряете?
— Уилоби!
— О, как горько будет мне вас покинуть!
— Милый Уилоби! Вы расстроены, но ваша матушка, может, еще и поправится, давайте надеяться на лучшее. Я помогу за нею ухаживать, я ведь и прежде предлагала, помните? Мне бы очень хотелось — я умею ходить за больными, правда!
— А главное — мысль, что, и умирая, не умираешь весь!
— Разве она не утешительна?
— Не для того, кто любит.
— Но ведь в ней залог встречи с любимыми!
— Ах! Но взирать оттуда и — как знать? — увидеть вас… с другим!
— Как? Меня? Здесь?
— Ну да, женой другого. Вас, мою невесту! Ту, что я зову своею. Ведь так оно и есть — вы принадлежите мне! И вы все равно остались бы моею… даже если бы… — о, ужас! Впрочем, все возможно. Женщины верны себе: их стихия — измена. Я их знаю.
— Перестаньте, Уилоби, терзать и себя и меня! Пожалуйста!
Он погрузился в глубокую задумчивость.
— А может быть, вы все же исключение? Может, вы святая? — спросил он вдруг.
— Боюсь, что если я чем и отличаюсь от своих сверстниц, Уилоби, так это большей ребячливостью.
— Но вы меня не забудете?
— Никогда.
— И будете моей?
— Я и так — ваша.
— Вы клянетесь?
— Клятва уже дана.
— И вы будете моею даже после моей смерти?
— Брак есть брак, чего же больше?
— Клара! Клянитесь, что вы посвятите нашей любви всю свою жизнь! Ни взгляда — другому! Ни слова, ни вздоха, ни помысла! Вы могли бы?.. ах, мне даже страшно подумать!.. Могли бы вы… себя сохранить? Быть моею и там, наверху… оставаться моею в глазах света, даже если меня самого уже не будет… быть верной моему праху? Скажите! Обещайте! Быть верной моему имени! Ах, я словно слышу их всех! «Вон идет его вдовушка!», «Леди Паттерн — то, леди Паттерн — се», и так на все лады. Вдова! Вы себе не представляете, как отзываются о вдовах! Но нет, закройте ваши ушки, мой ангел! Впрочем, если овдовевшая женщина следует своим путем и никого к себе не подпускает, ее невольно начинают уважать, и тогда ее покойный супруг не становится жалким посмешищем в глазах света, услужливым глупцом, который уступает дорогу другому. Нет, он продолжает жить в сердце своей супруги! Так же как — о моя Клара! — я живу в вашем сердце, независимо от того, где я — здесь или там! Жена или вдова — для любви нет такого различия! Я ваш супруг — навеки! О, скажите это слово! Успокойте меня, я больше не в силах переносить такую муку! Да, я сейчас удручен, вы правы, и у меня есть на то причина. Но мысль эта преследует меня с той самой минуты, как мы соединили наши руки: добиться вас — лишь затем, чтобы потерять!..
— А разве не может случиться, что первой умру я? — сказала мисс Мидлтон.
— Знать, что я оставляю вас, такую прекрасную, на этих светских шавок, которые поднимут вокруг вас лай! Как же вы можете после этого удивляться моему отношению к свету? Эта рука… о, нестерпимая мысль! Вас обступят со всех сторон. Мужчины — животные. Они издалека чуют запах измены, он их волнует, приводит в восторг, в неистовство. А я — беспомощен! Эта мысль меня бесит. Я вижу, как вокруг вас сжимается кольцо осклабившихся обезьян. С одной стороны — ваша красота, с другой — присущее мужчине стремление осквернить, опоганить прекрасное. Вас не оставят в покое — ни днем, ни ночью, — пока вы не согласитесь переменить — мое имя, и… Мне так больно, точно это уже свершилось! Вам не удастся от них избавиться, вам будет не на что опереться, если вы не скрепите свое слово клятвой.
— Клятвой? — повторила мисс Мидлтон.
— Милая моя, это ведь не галлюцинация, не бред: всякий раз, как я подумаю о смерти, мне представляется кольцо ухмыляющихся обезьян, они меня преследуют! Произнесите одно только слово, и я перестану вам докучать! Назовите это слабостью, если угодно. Со временем вы поймете, что это и есть любовь, настоящая мужская любовь, которая сильнее смерти.
— Дать клятву? — повторила мисс Мидлтон, недоумевая и силясь припомнить, не было ли с ее стороны какого-нибудь неосторожного, случайно оброненного слова. Губы ее беззвучно шевелились в такт мыслям. — Но какую клятву? В чем?
— В том, что вы будете хранить мне верность, даже если я умру. Ну, пожалуйста, хотя бы шепотом, на ушко!
— Уилоби, я не изменю слову, которое произнесу у алтаря.
— Нет, вы мне поклянитесь, мне!
— Но это и будет моя клятва вам.
— Нет, поклянитесь моей душе. Для меня нет блаженства рая, Клара, нет ничего, кроме мук, если вы не дадите мне слова. Ему я поверю. Я поверю вашему слову. Мое доверие к вам безгранично.
— Если так, вам не о чем беспокоиться.
— Любовь моя, я беспокоюсь о вас! Я хочу, чтобы вы были сильны, во всеоружии, даже тогда, когда меня не будет рядом и я не смогу вас защитить.
— Мы по-разному смотрим на вещи, Уилоби.
— Исполните мою просьбу! Ради меня! Дайте клятву. Скажите: «И за гробовой доской». Шепотом! Я больше ии о чем не прошу. В представлении большинства женщин могила порывает узы, освобождает от слова. Для них брак — всего лишь чувственный союз. Но от вас я жду благородства неслыханного, безграничного — верности за гробом. Пусть о вас говорят: «Вот идет его вдова», и называют вас святой.
— Вам должно быть довольно клятвы, что я произведу у алтаря.
— Вы отказываетесь? Ах, Клара!
— Я обручена с вами.
— И вы не хотите поклясться? Одно слово! Но вы ведь любите меня?
— Я это доказала, как могла.
— Подумайте, как безгранично мое доверие к вам!
— Я надеюсь не обмануть его.
