- Ого! Уже седьмой час, — удивленно проговорил он. Потом, взглянув на Кретова, с дружеским сочувствием добавил: — Не придется нам сегодня поспать, Алеша. Пора. Поезжай за Константином Гуриным. Он нам расскажет то, чего не хочет рассказывать гражданин Мухаммедов.
Лицо Жорки начало медленно сереть. На лбу выступили крупные капли пота. Он-то прекрасно знал, что может о нем рассказать его «кореш». А в том, что Костюнчик расскажет все на первой же минуте допроса, Жорка не сомневался. Стены кабинета
начали медленно кружиться, пол поплыл, и Жорка почувствовал, что еще мгновение — и он не сможет усидеть на стуле. Но как раз в этот момент на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Жорка открыл глаза. Полковник протягивал ему стакан воды.
— Выпей, — проговорил он. — Полегчает. — И когда Жорка в три глотка осушил стакан, добавил: — А теперь давай говорить начистоту. Тебе же легче будет. Чудак.
22. КОСТЮНЧИК ИДЕТ СЛЕДОМ ЗА ЖОРКОЙ
Анна Павловна Гурина совершенно измучилась. И до этого неровный характер сына доставлял Анне Павловне немало огорчений. Костюнчик был то предельно ласков и предупредителен с матерью, то вдруг становился грубым и невнимательным. Она объясняла все это свойствами возраста, ломкой характера. По ее мнению, Костюнчик, как и положено одаренным юношам, рано начинал становиться мужчиной. Она терпеливо сносила обиды, причиняемые сыном, успокаивая себя мыслью, что талантливые дети в таком возрасте всегда бывают раздражительными. Но в последние дни любящая мать заметила, что с сыном творится неладное. Не то, чтобы он стал еще более раздражительным, нет, все это осталось в прежней мере, но к этому добавилось еще то, что Анна Павловна определила словом «переживания». Он стал мрачным, неспокойно спал по ночам и, что уже совсем никуда не годилось, начал худеть. Вначале Анна Павловна заподозрила, что сын влюблен. Такое предположение умилило Анну Павловну. Но, понаблюдав за сыном, она убедилась, что ошиблась. Ничего такого, что, по ее мнению, обязательно сопутствует влюбленности, она не заметила. Костюнчик не пристрастился к стихам, не писал никаких писем или записочек. Обыскав карманы сына, она убедилась, что никаких записочек или писем Костюнчик и не получал. И даже больше, он совершенно перестал уходить из дома по вечерам. Если раньше приходилось беспокоиться, что Костюнчик пропадает где-то далеко за полночь и даже скрывать от мужа позднее возвращение сына, то теперь вот уже которые сутки он вечера проводит дома. Правда, вчера Костюнчик целый вечер просидел на скамеечке у ворот, словно ожидая кого-то. Но никто не пришел, и очень поздно, мрачный и расстроенный, он отправился спать.
Утром Анна Павловна попробовала расспросить сына, материнской лаской разогнать его дурное настроение, но тот вспылил:
— Не лезь не в свое дело, — выкрикнул он голосом, в котором чувствовались близкие слезы. — Ничего со мною не случилось. Сам знаю…
Схватив полевую сумку, он выскочил из комнаты, с шумом захлопнув дверь. Анна Павловна остолбенела от изумления. Так грубо сын никогда с нею не говорил.
«В школе у него, что ли, неприятность?.. Так не должно быть, в дневнике у него все в порядке. С начала первой четверти была всего одна тройка, — размышляла мать. — Может быть, на него сильно подействовало происшествие с сыном министра Зарифова? Они, кажется, дружили. Так об этом он мне сказал бы. Может быть, заболел? Конечно, заболел!.. Заразился и теперь скрывает». Сделав такое открытие, Анна Павловна, пошатываясь, еле добрела до дивана, упала на него и залилась слезами. Выплакавшись, она первым делом кинулась к телефону, чтобы позвонить Петру Фомичу. Полковник чуть свет умчался в штаб. Он долгое время разрабатывал там какую-то интересную только для него и совсем неинтересную для Анны Павловны тему. Направляясь к телефону в кабинет мужа, Анна Павловна с неприязнью подумала о том, что, занятый своими штабными делами, Петр Фомич совсем перестал заниматься воспитанием сына. Обвиняя мужа, Анна Павловна совершенно забыла, какие баталии она вела с Петром Фомичом лет десять тому назад, добиваясь, чтобы воспитание единственного ребенка безраздельно принадлежало ей. Уже сняв трубку, рассудительная супруга подумала, что говорить о своих подозрениях насчет болезни сына по телефону не совсем удобно. Все-таки коммутатор, могут и подслушать. Лучше дождаться Петра Фомича домой, и когда он придет обедать, излить все, что накипело у нее на душе. «Бедный мальчик, — вздохнула Анна Павловна, — как ему сейчас тяжело! Как он переживает!»
Анна Павловна не ошиблась только в одном. Ее сыну было действительно очень тяжело. Этот день на всю жизнь запомнился Константину Гурину. С тяжелым сердцем выскочил он утром из дому. Ссора с матерью оставила в душе неприятный осадок. Торопясь в школу, Костюнчик в душе ругал себя за грубость с матерью, вспоминая горестно недоумевающий взгляд, которым ответила мать и а его вспышку.
От квартиры полковника Гурина до школы было всего четыре квартала. На последнем квартале перед школой Костюнчик увидел легковую машину, стоявшую около тротуара. Подняв капот машины, шофер копался в моторе. Пассажир или хозяин машины, молодой человек в белой финке стоял около и, казалось, рассеянно следил за пробегавшими мимо него школьниками. «Совсем еще молодой, а уже персональную машину имеет», — с завистью подумал Костюнчик. Но вдруг хозяин машины внимательно посмотрел на него и что-то негромко сказал шоферу. Тот сразу же опустил капот и сел на свое место за баранку. «Что это они?» — с тревогой подумал Костюнчик, еще сам не зная, почему, испугался. Он прибавил шагу, чтобы быстрее пройти мимо подозрительной машины, но был остановлен вопросом:
- Константин Гурин?
- Да, — испуганно ответил Костюнчик. — Что случилось?
- Я работник уголовного розыска Кретов, — сказал незнакомец. — Вы сейчас поедете со мною. Садитесь в машину.
- Зачем в машину?! — залепетал Костюнчик. — Я лучше домой пойду… Я ничего не знаю.
- Садитесь в машину, — повторил Кретов и крепко взял Гурина за правую руку выше локтя. Тот, почувствовав, что спорить бесполезно, полез в машину.
Сидя в машине рядом с Кретовым, он трясущимися губами беспрерывно повторял:
- За что?! Я ведь ничего не сделал!
Кретов, видя, что Гурин близок к истерике, сурово оборвал его:
- Хватит! Твой корешок Жорка Мухаммедов на допросе все рассказал.
Костюнчик, икнув с перепугу, замолк. Только крупные слезы одна за другой покатились по его щекам.
Константина Гурина допрашивал Кретов. Полковник, сев в сторону в глубокое мягкое кресло, закурил и, казалось, не обращал никакого внимания на ход допроса. А Гурин, размазывая по щекам беспрерывно катившиеся слезы и каждую минуту уверяя, что сам он ни в чем не виноват, торопливо рассказывал все, что ему было известно о Жорке Мухаммедове и его друзьях. Да, он знает Жорку Мухаммедова. Они знакомы уже больше года. Прошлым летом Костюнчик пошел в кино, но перед самой кассой у него вытащили из кармана деньги. Костюнчик был очень огорчен и уже хотел уйти, но стоявший за ним с шиком одетый юноша небрежно сказал: «Пустяки. В другой раз не будешь рот разевать. Беру билет. Не вешай нос, корешок». Так они познакомились с Жоркой Мухаммедовым. Кого еще из друзей Мухаммедова он знает? Мало кого. Позднее узнал, что Юрка Зарифов тоже корешок Мухаммедова, но Жорка с ним никуда не ходил. Потом Костюнчик случайно увидел Косого. Но Жорка не захотел, чтобы он ближе познакомился с Косым. По мнению Костюнчика, Косой и Жорка не дружили. Кто-то даже рассказывал ему, кто, сейчас он не помнил, что Жорка чуть не зарезал Косого, когда они играли в карты у Калерочки.
Кретов и Голубкин быстро переглянулись, и Кретов небрежно спросил:
- Калерочки? Это та, которая на Старой улице малину держала?
- Нет, что вы, — оживился Костюнчик, — она на Заовражной живет.
- Заовражная двенадцать? — быстро уточнил Кретов.
- Нет, Заовражная тридцать четыре.
- Часто ты туда наведывался?
- Всего два раза. Меня на малину Жорка затащил. Сам бы я ни за что не пошел туда, — заныл
