царская власть за фрондерство журила, на худой конец — накладывала «запрет на профессию». А большевистская — расстреливала, на худой конец — ссылала и сажала на долгие годы в концлагеря. Если вы не понимаете разницы, то, как говорится, примите мои соболезнования.
Сдав партийный билет, разочаровавшись в большевистской романтике, обернувшейся «красным террором», Михаил Тихвинский подписал свой будущий смертный приговор. Якову Агранову оставались пустяки — выбить из к тому времени действительно потерявшего здоровье вследствие занятий с химикалиями в подпольных большевистских лабораториях профессора признание в шпионаже в пользу капиталистической акулы Нобеля...
Но вернемся ненадолго вновь в годы первой российской революции, когда идеи социального равенства, светлого коммунистического будущего, необходимости борьбы с кровавыми сатрапами царизма еще грели сердце молодого ученого. В книге «Первая боевая организация большевиков» (1905—1907 гг.) уже цитированный нами В. Богомолов вспоминает:
«Во второй половине ноября (1905 г.) в Москву из Питера приехал и явился ко мне на явку профессор-химик М. М. («Эллипс»), который доставил мне партию бикфордова шнура и около 2 кг гремуче-ртутных детонаторов от Военно-технической группы и по поручению этой группы сообщил мне рецепт приготовления взрывчатого вещества, изобретенного им, — «панкластика» (как заметил, на верное, читатель, в написании изобретенного Тихвинским вещества встречаются разночтения. —
(смесь бертолетовой соли с керосином). В дальнейшем это вещество именовалось в нашей практике «панкластик марки дубль
М», по начальным буквам имени и отчества «Эллипса». И далее в воспоминаниях старых большевиков с симпатией описывается талантливый изобретатель, встречи с ним на квартире М. Ф. Андреевой, на Воздвиженке, 4, где она жила с М. Горьким и где одно время хранились изобретенные Михаилом Михайловичем взрывчатые вещества.
Мемуары бывших террористов подтверждаются и документами полиции. Так, сохранилось донесение начальника киевского охранного отделения от 24 марта 1906 г. под номером 1030, где отмечен такой факт:
«Сам Тихвинский снабжал боевиков деньгами и представлял лабораторию для пользования членам боевой дружины...»
По агентурным данным, как свидетельствуют сохранившиеся в архивах документы киевской охранки, «Тихвинский, он же «Михаил Михайлович», участвовал в террористических приготовлениях, касавшихся покушения на покойного Министра внутренних дел фон Плеве». В. К. Плеве (1846—1904) был министром внутренних дел и шефом корпуса жандармов с апреля 1902 г. Человек этот был большим мерзавцем, но и он не заслуживал внесудебной расправы, хотя бы потому, что главная его вина — чрезмерное служебное рвение. Уголовных же преступлений он, естественно, не совершал, в отличие от убивших его террористов. Поскольку, как ни крути, индивидуальный террор — это всегда «чистое убийство». Оправдывать Михаила Михайловича за его участие в сей кровавой драме, да еще спустя столько лет, нет, видимо, никакого смысла. В конце концов, романтические революционные увлечения юности стали и для самого Михаила Михайловича подлинной драмой. Мы упомянули сей факт, во-первых, для того, чтобы высветить место расстрелянного в 1921 г. как «врага диктатуры пролетариата» М. Тихвинского в той кровавой борьбе, которую вел пролетариат во главе с большевиками на протяжении ряда десятилетий. А во-вторых, — чтобы привнести дополнительный штрих в портрет человека, проходившего в качестве одного из главных обвиняемых по «Делу № Н-1381».
Хочется понять трагедию этих людей, и попытаться восстановить их подлинный облик, затушевываемый на протяжении семидесяти лет фальсификациями и политическими провокациями...
Знакомство с материалами полиции позволяет в какой- то мере заглянуть и в личную жизнь Тихвинского, увидеть один из возможных мотивов его прихода к большевикам. В одной из справок сказано: «по данным, относящимся к 19.10.1911 г., Тихвинский М. М. был женат на девице Марии Петровне, урожденной Андреевой. Имеет сына Евгения, родившегося 1 декабря 1893 г. Жена проживает с сыном отдельно от мужа по особому виду на жительство». Какая семейная драма стоит за сим простым фактом — я не знаю. Но еще один факт проливает некий дополнительный свет на личную жизнь профессора: по мнению полицейского осведомителя, «сближение Тихвинского с большевиками произошло через его сожительницу Веру Александровну С., убежденную социалистку- революционерку»...
Не сложилась личная жизнь, пришло увлечение романтичной и страстной натурой — Верой Александровной Соломон, эсеркой. Она втягивает молодого борца за справедливость в группу боевиков-эсеров, готовивших теракты. Разочарование в деятельности эсеров приводит его в большевикам. И у них он участвует в подготовке терактов. Наконец, дождался справедливости — октябрьский переворот 1917 приносит народным массам свободу и социальное равенство. И вот тут Тихвинский разочаровывается в большевистских идеях, выходит из партии... Крайне противоречивая, по своему цельная личность... Но выход из партии для него еще не конец. Он ведь остается ученым, и значит — жизнь осмысленна...
И еще раз совершим смещение во времени. Как помнит читатель, в 1911 г. Тихвинского, по требованию Министерства народного просвещения, как политически неблагонадежного лишают профессорской кафедры. Но ведь у него нельзя отнять его идеи, его знания. Жизнь продолжается. Он работает как инженер, разрабатывает в Баку в лаборатории Товарищества братьев Нобель (ох, отольется ему еще знакомство с Нобелем...) технологию получения бензола и толуола. Коли государственные учреждения Российской империи отказывают ему в службе, он служит частной фирме. Заметим, не иностранной, ибо Э.
Л. Нобель, по происхождению швед, был русским подданным с 1880 г. Кстати, после прихода к власти большевиков (почти до этого момента у него и работал М. М. Тихвинский) сотрудничал с ними, дружил даже с некоторыми из них, работавшими в ВСНХ, и уж во всяком случае не давал никаких оснований для обвинения его в кознях против России и русского народа.
К истории взаимоотношений Тихвинского с Нобелем, имевшей для него трагические последствия, я еще вернусь. Здесь же отмечу, что уже с мая 1917 (февральская революция сменила людей в министерских кабинетах) Михаил Михайлович вновь профессор Петербургского университета. Кстати, некоторое время его студентом был Н. Н. Горбунов, будущий личный секретарь В. И. Ленина, с интересом, должно быть, следивший в 1921 г. за перепиской Ильича, от которой зависела жизнь его бывшего профессора. Автора этих строк, написавшего на заре перестройки книгу «Сердцем и именем Ленина», в которой он пытался разобраться с «объективными и субъективными факторами российского большевизма», когда-то очень растрогал такой факт: умирает Ленин, и Н. Н. Горбунов снимает с себя орден Красного Знамени и прикрепляет к груди вождя, еще в Горках. Так что тот орден, который тысячи людей видели на груди Ленина в январские дни 1924 г., ему не принадлежал, Ленин не имел правительственных наград. Но охотно награждал соратников. Таких преданных, как Горбунов, — орденом, таких «отступников», как знакомый ему со времен первой российской революции Тихвинский, — пулей... Что же касается Горбунова, то его поступок и сегодня представляется красивым и трогательным: положить орден своему учителю на грудь. Только как быть с другим учителем, приговоренным в 1921 г., совсем недавно, — к смерти за мифические преступления? Попытался Горбунов вступиться за него? Замолвил словечко за быв шего профессора? Или учитель учителю — рознь? Не каждому хранишь преданность, не о каждом хранишь память? Ну да ладно, нашлись и в 1921 г. люди, попытавшиеся вступиться за М. М. Тихвинского. Правда, среди них не оказалось самого Ильича! А он ведь так давно знал Михаила Михайловича.
Сразу после ареста профессора Русское физико-химическое общество обратилось с ходатайством об освобождении арестованного по делу контрреволюционной «Петроградской боевой организации» крупного специалиста в области химии профессора Тихвинского М. М. В этой связи 27 июля 1921 г. Председатель СНК В. И. Ульянов (Ленин) направил заместителю Председателя ВЧК И. С. Уншлихту письмо с просьбой «срочно сообщить причины ареста... в Петрограде химика Тихвинского и бывшего министра С. С. Манухина, и возможно ли их освобождение». Как видим, не сразу Владимир Ильич
Вы читаете Заговор, которого не было...
