Заговор, которого не было...

власти, поскольку социально чуждые элементы, каковыми являлись все представители старой интеллиген­ ции, исправлению не подлежали, нужно было оставить на свободе и при деле лишь самое необходимое их число, ос­тальных же — высылать к чертовой матери или исправлять их странные представления о жизни в местах принудработ, с содержанием там под стражей.

Профессоров заменить сразу люмпенами не представ­лялось возможным. Со студентами дело обстояло проще. Какой-то нерадивый следователь, выполняя данное ему поручение, составил всего из 12 фамилий

«Список актив­ных студентов и научных работников, входящих в нелегаль­ный студенческий совет».

И получил выволочку от началь­ства. На последней странице подшитого к «Делу» списка читаем резолюцию: «Удивляет малое число. Актив­ный контр.-революц. студентов нужно почистить гораздо больше».

То, что в 1921 г. среди петроградского студенчества антисоветские настроения были достаточно распростра­нены, — не удивляет. Причин тому много: и то, что доучи­вались, после вынужденного перерыва на гражданскую войну, представители «свергнутых, эксплуататорских классов», и то, что студенчество как категория населения наиболее фрондирующая, критически настроенная, при любом строе выступает в оппозиции любому государству, тем более — такому «карающему», как советское; и то, что в 1921 г. волна «красного террора» была еще весьма разру­шительной, а студенчество отличается от других более ра­ционально мыслящих группу населения обостренной жаждой справедливости, стремлением защищать обижен­ных и преследуемых, не думая при этом о собственной бе­зопасности. Так что была своя «революционная логика», когда после такой резолюции ответственные за «чистку» товарищи список основательно увеличили.

Есть в материалах «Дела Таганцева» и «Список врачей».

В нем

аж 40 человек. Странная традиция на Руси. Нико­ го так не обожают, как медиков, никого так не боятся, как врачей, никого так не преследуют, как людей в белых хала­тах. Может, традиция сия идет еще от языческих времен, когда врач был, как правило, колдуном (вернее — врачева­нием занимались колдуны, ведьмаки). А может, со времен Петра I, когда таинственных, приехавших из «неметчины» иноземных медикусов поджигали видевшие в них алхими­ков и антихристов православные россияне. Во всяком слу­чае, спустя три десятилетия «Дело убийц в белых халатах» не было так уж неожиданно с профессиональной точки зрения (национальный аспект этого дела — тема отдельно­ го разговора). И еще один «документ истории» — очеред­ная резолюция эксперта:

«Из списка врачей знаю немногих. Думаю, что список этот очень велик. Если сведения от тов. Первухина, то надо иметь в виду, что он вообще слишком строг. Надо сокра­тить число, выбрав самое необходимое».

И опять жизнь людей зависела не от строгости соблюде­ния закона, не от степени их проступка, а от явных случайнос­тей — «ужалила» эксперта язва как раз в момент прочтения списков, а то и вульгарный гастрит отрыгнулся, и задумал­ся он над тем — как же это, большой город без квалифици­ рованных врачей оставлять. Опять же, сыграла роль репу­тация тов. Первухина — оказывается, он вообще излишне строг в своей работе и известен склонностью завышать число репрессированных. Так что если сведения от него — не грех бы списочек сократить. И оставили в списке «самое необходимое». Так, чтобы и совсем не оставить без врачей лесоповал. Все-таки профессия «контрреволюционная»...

Словом, время было жестокое, не благоприятствовав­шее представителям гуманных профессий.

Как штрих к портрету той жесткой и жестокой эпохи — фрагмент из письма французского подданного Э. В. Бажо, привлеченного к «Делу» о «Петроградской боевой органи­зации» в качестве руководителя смежной организации» — «Белогвардейского заговора» 1919 г.:

«...к несчастью, здесь царит и применяется террор, за малейшее действие арестуют, социальной свободой пользуются только большевики и сочувствующие, ... арес­товывают всеми семьями, стариков, женщин, детей, тюрь­мы переполнены...» — писал Э. Бажо директору канцеля­рии Министра иностранных дел Франции Эмилю Бюре. Но, поскольку вскоре был арестован, письмо до адресата не дошло и на долгие десятилетия прилегло в папках «Дела о «Петроградской боевой организации».

«Белогвардейский заговор 1919 г.» — еще одно сфабри­кованное дело, но о нем как-нибудь в другой раз. Предмет данного исследования — «Дело Таганцева». К нему я и вер­нусь в заключительном очерке.

Историческая интермедия. Документ

Из письма известного русского писателя А. Амфитеат­рова В. И. Ленину, опубликованного в газете «Последние известия» от 3 сент. 1920 г.

«Я был бы Вам безгранично обязан, если бы Вы... от­крыли мне глаза... существует ли грань между идейным коммунизмом и коммунизмом криминальным. Если суще­ствует, то где она. Сознаете ли Вы, что Ваша идея раство­рилась в коммунистической уголовщине, как капля уксуса в стакане воды, и если сознаете это, то как можете Вы, че­ловек идеи, мириться с этим?.. Не Вы ли провозгласили в России все виды свобод, не Ваши ли советские жандармы закрыли все газеты, арестовали собрания, расстреливают, притесняют рабочего, заковывают в цепи труд, возрожда­ют крепостное право и ужасы Аракчеевских казарм?»

Это письмо было подшито вместе с другими материалам в «Дело» о «Заговоре Таганцева». Сведений о какой-либо реакции Владимира Ильича на это открытое письмо в ма­териалах «дела» не имеется.

XIV. «Мыслил свою организацию теоретически...»

Криминальный коммунизм образца 1921 г., пользуясь терминологией А. Амфитеатрова, породил и криминаль­ные по методам органы «социальной защиты», по сути же, прежде всего — карательные.

Уже в первых очерках, составивших это многостранич­ное исследование давнего «дела», отмечалась сфабрикованность «Заговора Таганцева». В заключительном же очерке стоит обратить внимание на то, что явную безобид­ность «организации Таганцева» с самого начала видели и следователи Петрочека. Видели, и все-таки начали фабри­кацию громкого «дела», по которому только расстреляно было более 100 чел.

Интересно в этой связи обратить внимание на фрагмен­ты доклада, составленного следователями Петрогубчека тт. Губиным и Поповым 25 июня 1921 г., то есть тогда, ког­да можно еще было, переосмыслив все собранные следова­телями материалы, остановить безжалостный маховик, прекратить дальнейшую фабрикацию «Заговора»...

Итак, что же открыли для себя следователи, изучив все материалы дела? Для простоты восприятия всей очень раз­ной и противоречивой информации, заложенной в докла­де Губина и Попова, попробую систематизировать ее по позициям:

1. «Определенное название следствием не установлено, и каждый член организации называет ее по своему». Заме­чательно, не правда ли? В Петрограде активно действует разветвленная боевая организация, но что это за организа­ция, и даже как она называется, никто в самой организа­ции толком не знает. Одни называют ее «Союз освобожде­ния России». Другие —«Объединенной организацией». Во время одного из обысков обнаружена печать «Объеди­ненная организация кронморяков». При другом обыске найдена прокламация, подписанная именем «Боевого Ко­митета». Были якобы (ибо в материалах «дела» их нет) про­кламации, подписанные и так: «Народный комитет восста­ ния», «Петроградская народная боевая организация», «Со­брание представителей фабрик и заводов гор. Петрограда». Даже если допустить (а допустить это трудно, во-первых, потому, что документальных подтверждений существова­ния указанной организации в материалах архивов не обна­ружено, и, во- вторых, есть свидетельства того, что одни названия родились благодаря фантазии следователей, дру­гие были придуманы допрашиваемыми), что все эти

разные