его поезда:
«Предупреждаю, если какая-то часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар, вторым командир. Трусы, предатели и шкурники не уйдут от пули. Мужественные и храбрые бойцы займут командные посты».
На карту были поставлены не только чужие, но и собственные жизни. В Свияжск прибыл еще один член Реввоенсовета республики Иван Никитич Смирнов. Лариса Рейснер восторженно писала о нем:
«Вряд ли он сам знал, как боялись показать трусость и слабость именно перед ним, перед человеком, который никогда и ни на кого не кричал, просто оставаясь самим собой, спокойным и мужественным. Никого так не уважали, как Ивана Никитича. Чувствовалось, что в худшую минуту именно он будет самым сильным и бесстрашным.
С Троцким — умереть в бою, выпустив последнюю пулю в упоении, ничего уже не понимая и не чувствуя ран… А с товарищем Смирновым (так нам казалось тогда, так говорили между собой шепотом, лежа на полу вповалку в холодные уже осенние ночи), с товарищем Смирновым — ясное спокойствие у стенки, на допросе белых, в грязной яме тюрьмы. Да, так говорили о нем в Свияжске».
28 августа Каппель попытался захватить станцию, его войска ночью зашли с тыла и застали красноармейцев врасплох, едва-едва не взяли в плен самого председателя Реввоенсовета республики, но присутствие Троцкого действовало на красноармейцев ободряюще. После восьмичасового боя каппелевцы отступили.
«Казанские газеты, — не без иронии вспоминал Троцкий, — сообщали, что я отрезан, в плену, убит — или улетел на самолете, но зато захвачена в качестве трофея моя собака. Это верное животное попадало затем в плен на всех фронтах гражданской войны. Чаще всего это был шоколадный дог, иногда сенбернар. Я отделался тем дешевле, что никакой собаки у меня не было».
Неустанные труды по формированию Красной Армии приносили плоды. Подчиненная единой воле, связанная дисциплиной и общими для всех задачами, она брала верх над разрозненными отрядами белого движения, командиры которой за все годы так ни о чем и не смогли договориться.
Летом 1918 года с Балтийского моря на Волгу перегнали четыре миноносца и создали Волжскую военную флотилию, командовал ею Федор Раскольников. Корабли сначала помогли красному Свияжску, а 10 сентября высадили десант в Казани.
«Когда мы взяли обратно Казань и Симбирск, — вспоминал Троцкий, — я завернул в Москву. Ленин был в прекрасном настроении. Он с жадностью слушал рассказы про фронт и вздыхал с удовлетворением, почти блаженно. “Игра, — говорил он, — выиграна”».
Положение большевиков облегчалось тем, что их противники так и не смогли объединиться. На юге России самой крупной силой стала Добровольческая армия генерала Антона Ивановича Деникина. Но белые выдвинули лозунг единой и неделимой России, тем самым отказали народам в праве на самоопределение. А национальный вопрос сыграл большую роль в Гражданской войне: скажем, башкиры искали помощи у Самарского Комитета членов Учредительного собрания, которые обещали демократическую федеративную республику.
На востоке страны, в зоне, где находились чехословацкие войска — в Поволжье, на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, — возникли два центра власти: Комитет членов Учредительного собрания в Самаре и Временное Сибирское правительство в Омске. Между ними шло соперничество. При посредничестве чешских политиков самарцы и омичи согласись провести Государственное совещание для формирования единой всероссийской власти. В Уфу съехались представители разных политических партий и национальных организаций — башкиры, киргизы, казаки, делегаты Туркестана и даже Эстонии, чтобы договориться о формировании единого правительства.
8 сентября 1918 года собралось самое представительное совещание антибольшевистских сил России, в нем участвовало около двухсот человек, из них семьдесят семь депутатов Учредительного собрания, большинство — эсеры. Совещались долго — практически две недели. Председательствующий сказал:
— Давайте дадим все клятву — не покинем Уфу, пока мы не восстановим российскую государственность и не образуем единое правительство.
Столкнулись две точки зрения. Самарцы настаивали на том, что власть должна оставаться в руках депутатов Учредительного собрания. Они единственные располагают мандатом доверия народа. Представители Сибирского правительства и казачьих войск предлагали забыть об Учредительном собрании — это говорильня, а нужна сильная и твердая рука, способная противостоять большевикам и навести порядок.
23 сентября образовали Всероссийское временное правительство — высший орган государственной власти на территориях, освобожденных от большевиков. Это правительство, состоявшее из пяти человек, вошло в историю как директория, или уфимская директория. Участники совещания объявили директорию «единственным носителем Верховной власти на всем пространстве государства Российского».
Председатель разогнанного большевиками Учредительного собрания Виктор Чернов считал, что совершается ошибка: «Управление страной самодержавно, без Учредительного собрания и вообще без всякого народного представительства значит против левой, красной диктатуры воздвигнуть такую же деспотическую, но только правую, белую диктатуру». Чернов понимал, как опасна диктатура, даже если она кажется самым практичным способом одолеть врага. И оказался прав.
Тем временем Красная Армия перешла в наступление. Отчаянные усилия председателя Реввоенсовета республики Троцкого дали результат. Он назначил командующим войсками Восточного фронта Сергея Сергеевича Каменева, бывшего царского офицера, выпускника Академии Генерального штаба. 4-я армия, наступавшая на Самару, была наскоро сколочена из разрозненных партизанских и красногвардейских отрядов, которые не знали, что такое дисциплина. Но во главе армии Троцкий поставил бывшего генерал-лейтенанта царской армии Александра Алексеевича Балтийского.
Реввоенсовет 4-й армии обратился к личному составу: перед нами Самара. Еще один удар, и вся Волга будет открыта для движения красных пароходов с грузом нефти и хлеба, которые так необходимы советской России…
Комитет членов Учредительного собрания существовал всего четыре месяца, в начале октября большевики вернули себе Самару. «Первые три месяца, — вспоминал один из участников событий, — были временем успехов и надежд. Четвертый месяц — месяцем агонии». А ведь в июне-августе 1918 года власть самарского правительства распространялась на обширную территорию от Волги до Урала, на Самарскую, часть Саратовской и Пензенской, Симбирскую, Казанскую, Оренбургскую и Уфимскую губернии. Почему же Самарскому Комучу не удалось развить успех? Почему Самарское правительство не стало правительством России?
Историки считают оборонительную тактику самарской власти ошибочной: действовали слишком вяло и позволили советской власти взять вверх. Напрасно Комуч делал ставку на помощь союзников. Англичане и французы еще были заняты войной с Германией и ничего не сделали для Самары. К тому же после уфимского совещания Самарское правительство фактически выпустило все нити управления из рук. А директорию раздирали противоречия между сторонниками военной диктатуры и демократии. Пока они спорили, Красная Армия наступала.
4 октября Самарское правительство приняло решение эвакуироваться в Уфу. Город защищали части первой чехословацкой дивизии и остатки Народной армии. Вечером 7 октября красноармейские части вошли в город. За одержанные им военные победы Сергей Каменев первым в Красной Армии был награжден почетным революционным оружием — шашкой с прикрепленным к ней орденом Красного Знамени. За всю войну этой награды удостоились всего двадцать человек, половину из них Сталин со временем расстреляет…
Директория из Уфы переехала в Омск. Некоторое время в городе еще оставался Комитет членов Учредительного собрания, бежавших из Самары. Но и он продержался недолго. Власть в Уфе взяли колчаковцы, потом появились большевики. Идея демократической контрреволюции сгорела в пламени Гражданской войны.
«Омск, — вспоминал Виктор Чернов, — был набит офицерами, у которых солдаты на фронте сорвали погоны, фабрикантами, которых рабочие вывезли на тачке, помещиками, у которых мир разделил их землю. Здесь царила спертая атмосфера лихорадочной борьбы разочарованных честолюбий, горечи обманутых надежд, атмосфера интриг и карьеристских потуг непризнанных гениев. Здесь неудобные люди исчезали
