— Какая нелепая самоуверенность! Вы даже не знаете, что ваши солдаты взломали один из дворцовых погребов, выкатили бочки и начали киверами черпать и пить венгерское вино — оно не показалось им достаточно хмельным.
— Алексей Григорьевич, Гриша! Надо и впрямь что-то предпринять. Мало ли что взбредет на ум пьяным людям с оружием.
— Не тревожьтесь, ваше величество. Я сумела прекратить этот нелепый кутеж и даже закатить обратно в погреб бочки. У меня оказались под рукой золотые империалы, которые я раздала солдатам в вознаграждение за их верность императрице и на завтра обещала еще большую сумму лишь бы прекратить безобразие.
— Вы неподражаемы, мой друг. Но — должна признаться — золото, которым вы располагаете и которое используете для моей пользы, никогда не отягощало моих карманов. Мне просто нечего было бы раздать солдатам при всем моем желании.
— Да, приходится признать, что и мы с Григорием Григорьевичем в этом совершенно уступаем княгине.
— Мы исправим это положение в самом недалеком будущем. Каждый получит достойную награду и уж, во всяком случае, не будет нуждаться в карманных деньгах. А пока разрешите мне обнять вас, мой дорогой друг, и пригласить отобедать. Мы все нуждаемся в подкреплении и хотя бы в недолгом отдыхе.
— Благодарю вас, ваше величество, но я хотела бы еще раз проверить порядок вокруг дворца и заглянуть к принцессе Голштинской — она просила меня об этом.
— Наконец-то! Я думал, не будет конца этой несносной болтовне. Так как мы решаем вопрос с бывшим, государыня?
— У вас есть план, Алексей Григорьевич?
— Предельно простой. Немедленно вывезти бывшего в Ропшу — он сам выбрал себе это место пребывания, и потому подчинится без споров. Охрану мы ограничим Пассеком, Барятинским, Баскаковым и мной. Меньше людей, меньше разговоров.
— А в Ропше? Кто будет около императора в Ропще?
— Ваше императорское величество, если вы доверите нам перевезти туда императора, то, может быть, вы разрешите нам так и остаться вместе с ним.
— Вам в Ропшу? Но кто-то же должен будет вас там сменить? Я не могу согласиться, чтобы вы отказались от придворной жизни и превратились в простых тюремщиков рядом с этим нудным и полубезумным человеком. Вы нужны нам здесь, Алексей Григорьевич!
— Вы льстите мне, государыня. Но не беспокойтесь, наше отсутствие вряд ли затянется.
— Почем знать.
— Не сомневайтесь, государыня.
— Вы хотите, чтобы я придумала иную форму жизни императора? Но где и как? Я не верю, что останутся равнодушными к происшедшему его прусские друзья, начиная с самого Фридриха.
— Государыня, умоляю, не придавайте этому вопросу значения. Я прошу у вас ответа только на один вопрос.
— Спрашивайте, Алексей Григорьевич.
— Вы полностью доверяетесь нам с братом?
— Этот вопрос не нуждается в ответе.
— Вы убеждены, что все, что мы можем сделать, будет преследовать единственно вашу пользу?
— Не сомневаюсь. Иными словами, вы спрашиваете у мен…
— Права на действия, ваше императорское величество. Наши действия — к вам они не будут иметь никакого отношения.
— Гриша, что ты скажешь?
— Государыня, кому, кроме Орловых, вы можете полностью довериться? Нам с вами жить и жить.
— Что ж, вы можете действовать вольной рукой, Алексей Григорьевич.
ПЕТЕРГОФ
Большой дворец
Е. Р. Дашкова, Г. Г. Орлов, Екатерина II
— Куда вы спешите, княгиня? Государыня распорядилась ждать ее в этом покое. Оставьте ваши хлопоты хоть на минуту — в них уже нет нужды.
— Остаться здесь? Но, господин Орлов, я не привыкла находиться в комнате с полулежащим мужчиной, даже если бы он был моим ближайшим родственником.
— Вас смущает моя поза? Но вы же знаете, я ушиб ногу, и государыня распорядилась, чтобы я дал ей покой. Чем вас может беспокоить, что я положил ее на кресло? Не преувеличиваете ли вы свое рвение в заботах о дворцовом порядке?
— Боюсь, мы не найдем общего языка, Орлов. Вы проводили свою жизнь в казарме, а я со дня своего рождения — во дворце. И с пеленок мне внушалось высочайшее почтение к коронованным особам. Вы можете заботиться о своей ноге в собственном доме, но в апартаментах императрицы вы обязаны преодолеть свое недомогание и держать себя подобающим придворному образом. К тому же, не сомневаюсь, ваш ушиб не представляет ничего серьезного — это не ранение, полученное на поле боя.
— Но у меня было, если угодно знать, и такое. Так что не вам, княгиня, судить, какое из них более тяжелое.
— Чтобы растрогать императрицу, вы можете преувеличить любое, как и свои заслуги перед ее императорским величеством. Кстати, о вашей храбрости. Правда ли, мне рассказывали, что в Прусском походе у вас был постоянный соперник по кулачкам некий Шварц.
— Вас не обманули.
— Что этот Шварц отличался совершенно исключительной силой и легко одолевал в одиночном бою вас и вашего брата Алексея Григорьевича, так что вы вынуждены были даже заключить с ним соглашение: драться противу него только вдвоем. В одиночку вам было все равно не избежать поражения.
— Как вы прекрасно осведомлены, княгиня. Можно подумать, у вас особые связи среди гвардейцев.
— Ничего удивительного, если вспомнить, что я замужем за одним из самых храбрых и достойных гвардейских офицеров и с великой гордостью ношу его титул и имя. Но позвольте, Орлов, что за пакеты вы распечатываете? Я постоянно видела их в кабинете моего дядюшки канцлера. Они из Совета, не правда ли?
— Вы угадали, княгиня.
— Но в таком случае, какое вы имели право вскрывать то, что может и должно становиться достоянием внимания только царствующей особы? Ни вы, ни я недостойны подобной чести и ответственности.
— Таково желание императрицы.
— Ни за что не поверю.
— Императрица подтвердит вам это в любую минуту, княгиня.
— А пока я все же предпочту уйти и раздать солдатам тот остаток золотых, который у меня еще сохранился.
— Вы где-то сделали большой заем, княгиня. Или это деньги французского посла?
— Вы забываетесь, Орлов, княгиня Дашкова не примет займа ни у кого из иностранцев. Слава Богу, у меня еще хватит собственных средств, чтобы послужить императрице в дни ее прихода к власти. Пока прощайте.
— Ты все еще в одиночестве, Гриша? Куда запропастилась наша маленькая княгиня. Обед уже готов. Сейчас только накроют стол. Нет, нет, лежи, не беспокой ногу. Стол будет поставлен около твоего канапе, и
