Сейчас — только отдых, отдых и веселье в честь нашего славного адмирала.
И вся процессия, выражая шумный восторг, крича «ура!» и желая многая лета адмиралу французского королевства, торжественно и чинно, сопровождаемая музыкантами, жонглерами и танцовщицами, исполнявшими свои праздничные номера перед адмиралом и его окружением, направилась к входным дверям главного здания замка Блуа. Там их поджидал Бирон.
— Ну как, — спросил он адмирала, — вы довольны приемом, оказанным вам королем? Я ведь говорил вам, а вы не верили. Или, вернее, не верила ваша королева. Поверьте, едва она приедет, ей будет оказан самый радушный прием, не менее торжественный и пышный, чем оказан вам.
— И мы выражаем надежду, — мило заулыбалась Екатерина Медичи, — что вы посодействуете нам в нашем желании видеть у себя королеву Наваррскую, что послужит окончанию былой вражды между нами и будет способствовать примирению наших партий раз и навсегда.
— Что в конечном итоге обеспечит мир в нашем королевстве, скрепленный союзом Наварры и Валуа, — поддержал ее король.
— Королева Наваррская по природе своей недоверчива и во всем сомневается, — ответил Колиньи. — Однако она не намерена чинить препятствия браку и, я уверен, в скором времени сама пожалует в гости к французскому королю, чтобы подписать брачный контракт.
Два дворянина стояли особняком близ группы придворных, образовавших полукруг в этом месте.
— Какого черта адмирал притащился сюда? — вполголоса сказал один другому. — Сидел бы у себя в Ла Рошели и не высовывал носа. Или он полагает, что этот мир всамделишный?
— Я вам скажу, если вам так хочется знать, — так же негромко ответил другой, оглядываясь кругом. — Адмирал приехал на собственные похороны, всем это ясно, кроме него самого.
Дворянин согласно кивнул головой.
Так адмиралу угождали, лебезили перед ним, предупреждали малейшие его желания, вели душеспасительные беседы и разговоры о предстоящей войне, докучали ему в такой степени чрезмерной любезностью и обходительностью, что у человека более проницательного это не могло бы не вызвать подозрений. Но адмирал был слишком честен и прямолинеен и не искушен в ядовитой атмосфере дворцовых любезностей и интриг. Поймет он это слишком поздно, когда убийцы придут за ним.
Тем же вечером Карл IX сказал своей матери:
— Ну как, хорошую птичку я заманил в клетку?
— Еще бы! Теперь ей уже не вылететь. Дверца закрыта плотно. Ныне важно, чтобы сработала другая приманка, — усмехнулась Екатерина.
— Соглашайтесь на все, о чем она ни попросит. Все равно она этого не получит, да ей уже и не надо будет, — посоветовал Карл.
— Останется ее сын.
— Этот не страшен. Нас еще трое. Он успеет состариться, а для вождя он еще молод. Не трогайте его, матушка, честное слово, он мне симпатичен, наверное, потому что безобиден.
Несколькими днями спустя Екатерина принимала у себя кардинала Карла Лотарингского, которого вызвала из Реймса, сообщив ему, что они заманили в ловушку Колиньи.
— Когда же свадьба? — полюбопытствовал кардинал.
— Жанна пока не дает согласия, — фыркнула королева-мать.
— Что же ей мешает?
— Она просит от короля в приданое сестре Гиень, — ответила Екатерина.
— Так отдайте, не церемоньтесь.
— Она требует, чтобы король вывел оттуда гарнизоны, а на это нужно время, — нахмурилась Медичи.
— Поторопитесь, решающий момент настает, — напомнил Карл Лотарингский. — Советую использовать свадьбу. Съедутся все гугеноты, их предводители и вожди. Тогда и надо с ними разом покончить.
— Вы угадали мою тайную мысль. Зачинщики смут и возмутители спокойствия должны исчезнуть навсегда. Адмирал уже попался, теперь он послужит приманкой для остальных. Он обласкан и взлелеян, король в нем души не чает. Через него я буду воздействовать на Жанну Д'Альбре: чем скорее она его послушает, тем скорее приедет. Потом я уже не выпущу ни одного. Вот и нет вождей — значит нет больше войн.
— Только не говорите раньше времени королю, он может заупрямиться и все испортить. Мы надавим на него позднее, в самый канун праздника, иначе, согласись он сейчас, в решающий момент вполне может передумать.
— Я напишу папе, он должен одобрить наш план, — сказала Екатерина.
— Я поеду с вашим письмом. Личная беседа убедит его еще больше в неизбежности избиения гугенотов. Да, но ваш зять! Ведь он останется вождем протестантов.
— Я заставлю его обратиться в католичество — веру, в которой его воспитывали с детства.
— Каким образом?
— Это и послужит в некотором роде подоплекой страшного дня, его скрытой причиной. Я соглашаюсь на этот выпад против врагов нашей веры еще и потому, что знаю — моему зятю Генриху в эту страшную ночь будет грозить смерть, если он не вернется в лоно римско-апостольской церкви. А раз так, то он примет католичество, своя жизнь дороже. Я заставлю это сделать Карла. Они короли и кузены, и им легче будет договориться между собой.
— А если Генрих Наваррский заупрямится?
— Тогда… у них останется один Конде. Но с этим будет справиться совсем просто.
— Итак, решено?
— Да. Генрих Наваррский станет католиком, и ради этого я пойду на все, даже на массовые убийства.
— И когда же?..
— Как только королева Наваррская подпишет брачный контракт.
— А ваша дочь? Она не против этого брака?
— Она противилась и упрямилась, но сейчас присмирела. Я убедила ее в том, что он переменит веру.
— Что думает об этом Пий V?
— Я поведу с ним переговоры и получу разрешение на этот брак, несмотря на разницу религий молодых. Поэтому заранее я напишу герцогу Лоренцо и попрошу его посодействовать. Одновременно адмирал отправит письмо Жанне Наваррской, чтобы она не упрямилась и не тянула время, поскольку ее здесь любят и ждут как мать. Старику устроили королевский прием, ему оказаны такие почести, от которых у него голова идет кругом. Говорят только о нем, заседают в Совете только с ним, король не отходит от него ни на шаг, они разрабатывают феерические планы покорения Нидерландов… Другого письма написать он не сможет.
Кардинал ушел. Екатерина с мрачной ухмылкой поглядела ему вслед и тихо проговорила:
— Можете мечтать сколько вам угодно, ваше преосвященство. Вы желаете вновь залить страну кровью еретиков, но мне нужно совсем не это. Я должна отрубить головы гидре, только в этом мне и потребуется ваша помощь, а обескровить нацию, уничтожая всех заблудших, я вам не дам: я еще королева, и мне нужны будут мои подданные для борьбы с вами ж е, поскольку вы — иностранцы и тянете свои грязные руки к престолу моих сыновей.
Жанна устала читать восторженные письма Колиньи и выслушивать советы и мнения своих придворных, высказывавшихся то за, то против брачного союза. Решать, в конце концов, ей, за нее этого никто не сделает. Пусть брак не совсем удачный и Маргарита, согласно «Салическому закону» франков, в случае смерти своих бездетных братьев не станет королевой Франции. Зато брак укрепит мир, позволит ей расширить свои владения и убережет ее сына от посягательств на его жизнь. Так советовали ей Конде, Лесдигьер и Шомберг, так думала и она сама. Все же Жанна долго колебалась и, наконец, в ноябре решила дать согласие. Однако, не желая показаться чересчур сговорчивой, вновь поставила королю условия: область Гиень в приданое за его сестрой и ликвидация гарнизонов в Лектуре. Генриха она с собой не
