и к нему надо подготовиться. Она смеется про себя: даже наоборот, такого больше не случается никогда. Обычно «это» происходит, когда ты меньше всего ждешь. Она идет в свою комнату и впервые не знает, какое белье надеть. Она чувствует себя необычно — до странности неуверенной в себе. Потом успокаивается. Это естественно — так себя чувствовать: никто не знает, как все будет, когда тебе предстоит впервые заняться любовью. Она глубоко вздыхает. Правда.
Единственное, в чем она уверена: это случится сегодня вечером, и с ним. Именно в эту минуту она сталкивается в коридоре с Раффаэллой.
— Даниела, можно узнать, о чем ты сейчас думаешь?
— Да ни о чем, мама… о всякой ерунде.
— Если это ерунда, думай о чем-нибудь поважнее!
В какой-то миг Даниелу распирает желание рассказать ей обо всем. О своем важном и, главное, бесповоротном решении. Но она сдерживает порыв. Она понимает, что тут ей и придет конец.
— Конечно, мама, ты права.
Не стоит с ней спорить. Они улыбаются друг другу. Затем Раффаэлла смотрит на часы в столовой.
— Ну, что ты скажешь? Просила ведь отца приехать до нашего отъезда к Пентести, а они живут в Ольджата. Ни разу в жизни не сделает мне приятно…
3
— Стефано!
Прямо передо мной, посередине улицы, стоит мой брат.
Я улыбаюсь.
— Привет, Па. Мне очень приятно снова его видеть. Я просто в восторге, но мне удается этого не показать.
— Ну как ты? Представить себе не можешь, сколько я думал о тебе.
Он крепко меня обнимает. Изо всех сил сжимает в объятиях. Мне это приятно. На минуту вспоминаю последнее Рождество, что мы провели вместе. Перед моим отъездом. И ту пасту, которую он приготовил и которая, как он думал, мне не понравилась…
— Ну, как ты, развлекся в далекой Америке?
Он берет у меня сумку. Естественно, ту, что полегче.
— Да, там было классно, в далекой Америке. Кстати, а почему в далекой?
— Ну, так принято говорить.
Мой брат знает, как принято говорить. Конечно, времена изменились. Он смотрит на меня счастливым взглядом и улыбается. Он искренне рад. Он по-настоящему любит меня. Хотя мы с ним совершенно разные. Он напоминает мне Джонни Стеккино.
— Слушай, что ты смеешься?
— Да так просто.
Я смотрю на него внимательнее. Подтянутый такой, в новой свежей рубашке, легкие темно- коричневые брюки с отворотом внизу, пиджак в клеточку и наконец…
— Эй, Паоло, а где твой галстук?
— Да я летом его не ношу. А что, так плохо? — Не дожидаясь ответа, он делает жест рукой: — Вот мы и пришли. Смотри, что я себе купил… Он показывает на предмет своей гордости: — «Ауди 4», последняя модель. Нравится?
Как при виде такого восторга сказать, что нет?
— Красота, классная штука.
Он нажимает на кнопку брелока, который держит в руке. Раздаются два всхлипа, дважды мигают фары, и все гаснет. Паоло открывает багажник.
— Давай сюда сумки.
Кидаю туда две американские сумки вдобавок к той маленькой, которую он уже аккуратно положил на дно.
— Только не гони… — И тут мне в голову приходит идея. — Дай мне попробовать?
Он смотрит на меня. Выражение его лица меняется. Сердце замирает. Но братская любовь одержала верх.
— Конечно, держи.
Он натянуто улыбается и бросает мне ключи с пультом. Сумасшедший. Не дай Бог иметь такого брата, как я. А уж если он просит проехаться на такой новенькой «Ауди 4». Я усаживаюсь за руль. В салоне — запах новой машины, она само совершенство, разве что немного узковата. Загорается панель, я завожу мотор.
— Она легко идет.
— Знаешь, она еще на обкатке…
Он смотрит на меня с беспокойством и пристегивается. А мне, возможно, из-за того, что наконец-то я вернулся в Рим, хочется кричать от радости; а может быть, мне просто хочется сбросить с плеч эти два года молчания; и я со всей злости, накопившейся вдали от родины, давлю на газ. Машина срывается с места.
«Ауди 4» виляет задницей, вздымается на дыбы, ревет, шины шуршат по горячему асфальту. Паоло вцепился обеими руками в ручку над окошком.
— Ну вот, я так и знал, так и знал! Ну почему с тобой вечно одна и та же история?
— О чем ты? Я ведь только что сел за руль.
— Я имею в виду, что с тобой никогда нельзя быть спокойным!
— Хорошо. — Я уменьшаю скорость, сворачиваю с дороги и еще немного играю с рулем, почти касаясь крылом дорожного ограждения. — Ну, успокоился?
Паоло усаживается поудобнее на сиденье и снимает пиджак.
— С тобой никогда нельзя быть спокойным.
— Да ладно тебе, ты ведь знаешь, я прикалывался. Не волнуйся, я изменился.
— Еще изменился? И насколько же?
— Этого я пока не знаю, вот — вернулся в Рим проверить.
Мы молчим.
— Курить здесь можно?
— Я бы не хотел.
Вставляю сигарету в рот и нажимаю на прикуриватель.
— Что ты делаешь, я же сказал…
— Тебя подвело твое «Я бы не хотел».
— Вот видишь… ты изменился. К худшему.
Смотрю на него с улыбкой. Я его люблю. Он-то, кажется, всерьез изменился: выглядит более зрелым, настоящий мужчина. Прикуриваю «Мальборо медиум» и протягиваю сигареты ему.
— Нет, спасибо, — он чуть приоткрывает окошечко. Снова улыбается. — А знаешь, я тут встречаюсь с одной.
Мой брат старше меня на семь лет. Невероятно, но иногда он выглядит мальчишкой, когда рассказывает о приятных вещах. Я решаю ободрить его.
— Ну и как она, симпатичная?
— Симпатичная? Да она красотка! Высокая, блондинка, ты ее, наверное, знаешь: ее зовут Фабиола, занимается интерьерами. Она любит ходить только в изысканные места, у нее столько вкуса…
— Ага, понятно, ну конечно.
— Ну, ладно, ладно. Не остри тупым концом. Так она обычно говорит.
— Немного двусмысленно, тебе не кажется? Ей надо бы поосторожнее с такой фразочкой. В общем, теперь мне понятно, почему вы вместе.
