времени не хватало совсем. А дети росли спокойные и «правильные», учились, гуляли во дворе, Андрей занимался в техническом кружке, младший в хоре пел. Но потом у взрослых как-то наладилось, младшему еще досталось внимания, с ним на юг ездили, в Финляндию на лыжах, а Андрей тогда уже в старших классах учился, потом в институте, от своей семьи отдалился, да и мы вскоре поженились… Он никогда не скажет, но я-то знаю: он им, особенно матери, до сих пор не простил. Сейчас она уже дома сидит (у отца по-прежнему бизнес), Андрей всегда все сделает, что она попросит, слова невежливого не скажет, но как это все?! Свекровь даже при мне как-то раз расплакалась: «Ира, ну за что же он злится так на меня? Что я ему плохого сделала? Ведь просто холодом от него бьет…»
— А теперь получается, что он за их ошибки меня и Митю наказывает… — расплакалась Ира. — А ведь мальчишка так к нему тянется! Хотя, конечно, все чувствует. Когда ему было шесть лет, он один раз мне сказал: «Знаешь, мама, мне кажется, что папа тебя любит, а меня — нет. Может быть, ему только тетеньки нравятся, и в магазине, где детей дают, вам надо было девочку взять?» Что же мне делать? Я уже умоляла, пыталась его убедить, даже грозила…
— Ира, так ведь Андрей просто не знает, как это делается! — воскликнула я. — Ему никто никогда этого не показал. Те ценности, которые когда-то продемонстрировала ему родительская семья — любовь и уважение супругов, взаимная поддержка перед лицом любых трудностей — он прекрасно усвоил и теперь успешно воплощает в собственной семье. А вот детско-родительские отношения… Вы же сами говорили, что мальчиком и юношей Андрей был довольно замкнут, много занимался техническим творчеством, программированием, имел приятелей, но не друзей. Он принял ту травматичную для него, но единственную известную ему (и вполне сработавшую в их с братом случае!) схему: родители детей обеспечивают материально, но практически с ними не общаются, дети вырастают сами. При этом помните, что Андрей инженер, а не психолог. Он никогда даже не думал о том, что своим примером его родители воспитали в нем все то, за что вы его любите и цените.
Ира надолго задумалась. Потом сказала:
— Да, пожалуй, все так и есть, как вы говорите. Все правильно. Но как же Митя?
— Приходите ко мне вдвоем.
Когда они пришли, я улыбнулась Андрею:
— Вы знаете, мы тут все обсудили, и я решила, что вы правы. Детей действительно воспитывать — только портить. Жизнь сама по себе лучший воспитатель.
Ира смотрела на меня, как живое воплощение античной цитаты. «И ты, Брут!» Я избегала ее взгляда.
— Но вы знаете, вот к вопросу о жизни… У Мити есть некоторые признаки сенсорной депривации.
— Признаки чего?! — насторожился Андрей. — Это что, болезнь?
— Нет. В целом можно сказать так: его развивающимся мозгам не хватает живых впечатлений. Вы согласны с тем, что школа, компьютер и телевизор — это еще не вся информация, которую должен получать ребенок в возрасте восьми лет?
— Конечно, согласен! — Андрей энергично кивнул. В вопросах информации он чувствовал себя вполне свободно.
— Так вот, я позвала вас, чтобы обсудить, какие еще блюда мы должны добавить в Митино, так сказать, «информационное меню».
В принципе я говорила ему то же самое, что до меня уже сто раз говорила Ира. Я просто поменяла термины. Травматичные для Андрея слова «воспитание, внимание, ласка» я заменила на близкие ему «информация, впечатления, обратная связь».
После двух совместных рыбалок, посещения концерта известной латиноамериканской певицы, любимой Митей, полдюжины пикников на природе с ночевкой всей семьей в одной палатке — у отца естественно включились самые обыкновенные психофизиологические механизмы. Андрей уже не выполнял рекомендации психолога, он просто свободно общался со своим сыном. И, разумеется, сам того не предполагая, воспитывал его.
Ира же, которая продолжала неустанно, в одиночестве читать психологические книги, недавно еще раз приходила ко мне и спрашивала, нельзя ли как-нибудь улучшить отношения Андрея и его матери. Но это уже совсем другая история.
Глава 12
«Вперед и вверх» или «Стоять и не двигаться»?
У этого ребенка не должно быть невроза. Однако он был. И я терялась в догадках.
Семья из трех человек — папа, мама и двенадцатилетняя дочка Арина.
Все явно, не напоказ, любят друг друга.
Все трое открыты, легко отвечают на любые вопросы и готовы к сотрудничеству с психологом, то есть — со мной.
В прошлом семьи — никаких трагических происшествий.
Арина учится в шестом классе английской школы. Почти отличница. Учиться ей нравится. Больше всего привлекают языки — английский, русский и недавно добавившийся немецкий. Впрочем, «математика — это тоже интересно. Особенно сложные задачи». Много и без понуканий читает. Предпочитает реалистические произведения про жизнь сверстников — любых времен и народов. Арина уже пятый год занимается в музыкальной школе по классу фортепиано. Любит кататься на горных лыжах. И рисует — при школе есть студия, девочка ходит туда с первого класса, и Аринины успехи в рисовании явно больше, чем в музыке. Рисует Арина преимущественно пейзажи, и недавно у нее даже была персональная выставка — в районной библиотеке.
Еще у Арины рецидивирующий дерматит, переходящий в экзему. Найти действующие аллергены и подобрать диету так и не получилось. Одни и те же продукты то дают реакцию, то не дают. Но если бы только это! Девочка регулярно обгрызает до мяса ногти так, что игра на пианино причиняет ей боль. Кроме того, у Арины бывают разнообразные тики, ночные страхи и иногда даже ночной энурез. К сожалению, с годами все эти симптомы, пожалуй, усилились. До школы был только дерматит, все остальное присоединилось в последние два года.
Невропатолог, к которому обратились год назад, прописал таблетки. С таблетками симптомы поутихли, но сама девочка стала такой вялой и «неинтересной», что на семейном совете было принято решение от них отказаться. Арина это решение активно поддержала. «Это была уже как бы не совсем я, — объяснила она мне. — Я, конечно, тогда глазами не моргала и ногти почти не грызла, но вообще-то тоже страшно — кто это там внутри меня поселился?!»
Потом поставили «модный» диагноз про смещение куда-то каких-то позвонков и нарушение кровообращения. Стоит заметить, что последние три-четыре года с этим диагнозом ко мне приходят все больше пациентов. А прежде, когда методика анализа кровотока не была так распространена, — этого диагноза вообще не ставили. Пробовали лечиться у остеопата. Потратили массу денег — симптомы почти не изменились. Арина очень переживала: «Лучше бы эти деньги на что-нибудь другое потратили — полезное. Собаку бы купили, что ли… А остеопат неприятный — у него руки, как корни». На смену остеопату пришел гомеопат. Аккуратная Арина быстро приучилась глотать горошки по часам между своими многообразными занятиями. Симптомы вежливо «сделали книксен» перед древней наукой гомеопатией, а потом вернулись на свое место.
Два раза Арина ходила к детскому психоаналитику. «Извините, папа и мама, но — нет!» — спокойно объявила она свое решение. Папа и мама не настаивали. «Я не знаю, конечно, — вспоминала Арина у меня в кабинете. — Может быть, их специально так учат… Но она мне такие вопросы задавала, что я подумала: у нее самой-то все в жизни в порядке?» — «А что бы могло ей помочь, по-твоему?» — спросила я на всякий случай. — «Пусть бы музыку послушала, на этюды на речку съездила. И еще щенка пусть заведет…» — без малейшей запинки ответила девочка.
Что же дальше?
