начальнику генштаба, подобно дуэльному пистолету. Трубка источала тонкую струйку дыма, от чего иллюзия становилась совсем уж правдоподобной и пугающей.
— Да, товарищ Сталин, — через силу проговорил Корней Никифорович.
— Сядьте, товарищ Хлынов, — буднично и спокойно сказал Сталин.
Главный штабист страны не сел, он буквально упал на стул. Жуков снова качнул головой, двинул челюстями и решительно встал.
— Разрешите?
Сказано это было резко, жестко, совсем не как просьба дать возможность высказаться. Скорее как констатация: вот, сейчас я скажу.
— Не нужно, — неожиданно сказал Сталин.
Жуков застыл, ошарашено взирая на Вождя.
— Сядьте, товарищ нарком, — продолжил Сталин, — почему операция провалена, я и так знаю. А об ошибках и прочем мы поговорим после.
Жуков сел. Не так, как Хлынов, облегченно и резко, а рывками, словно борясь с желанием снова встать и сказать. Сталин изучающее и строго подождал, пока нарком утвердится на своем месте, и неожиданно всем корпусом развернулся к Сарковскому.
— Обсудим теперь другое. Товарищ Сарковский, — тихо, очень тихо начал Сталин. — Нет, не так… — словно сам себе продолжил и снова пустился в долгий окружный путь.
В тиши громко и сухо, как пистолетный выстрел, щелкнул сломанный карандаш. Две половинки выпали из пальцев Клементьева, покатившись по темно-синему покрытию стола. В этом и было, пожалуй, самое страшное — у вождя не было ни капли наигранности, он действительно изо всех сил боролся с неконтролируемым приливом нерассуждающей ярости и слепого гнева.
— Не так, — повторил Сталин и снова сделал тот же жест. Сарковский шумно сглотнул. Развернувшись на полдороги, Сталин решительно направился к нему, остановился буквально вплотную и устремил трубку в грудь командарму.
— Товарищ Сарковский, объясните нам, пожалуйста, как это могло произойти? Как объяснить такое странное расхождение в данных разведки?
Большинство присутствующих презирали слабость и трусость, но в данном случае они понял бы, даже если бы Сарковский упал в обморок. Не отличавшийся высоким ростом и чуть сутуловатый Сталин буквально нависал над рослым командармом, подавляя силой гнева и мощью исходящей силы. Нужно было быть очень смелым человеком, чтобы просто сохранять способность здраво рассуждать, Сарковский же даже попытался ответить.
— Товарищ Сталин, так получилось…
«Плохое начало, очень плохое», — отстраненно подумал Самойлов. Конечно, трудно ожидать от человека, ставшего предметной мишенью сталинского гнева, шедевров красноречия. Тем более если схватили за руку при явной подтасовке. Чего он искренне не понимал, так это на что надеялся командир воздушной армии, подделывая разведданные. Впрочем, он встречал и куда более глупые и бессмысленные махинации.
— Так получилось…
Продолжить Сарковскому Сталин не дал, трубка в его руке качнулась вперед, почти коснувшись груди командарма.
— Так, понимаете ли, получилось у товарища Сарковского… У него так получилось. Партия, и правительство, и весь советский народ доверили товарищу Сарковскому командование целой воздушной армией в таком ответственном деле… Отдельные ответственные товарищи лично просили за Сарковского, дескать, ничего, что у него были такие обидные и неприятные провалы во Франции. Он обязательно исправится!
Сталин резко повернулся, его трубка обличающим перстом устремилась по направлению к Новикову. Тот почти сохранил самообладание, но даже на его грубом каменном лице дрогнула жилка.
— А он не исправился.
Из уст Сталина это прозвучало как приговор. И Сарковский пошел ва-банк.
— Товарищ Сталин, разрешите объяснить?..
Сталин посмотрел на командарма с таким недоумением, будто ожил и заговорил предмет обстановки.
— Разрешите… товарищ Сталин…
Это было смело, очень смело. Новиков определенно одобрительно качнул головой. Даже Жуков, безжалостный к проштрафившимся, едва заметно кивнул, оценил храбрость командарма.
Сталин замер в неподвижности, только трубка, уже потухшая, мелко, почти незаметно раскачивалась подобно жалу змеи.
— Говорите.
И вновь пустился в кажущийся бесконечным путь по кабинету, так, что Сарковский теперь должен был обращаться к спине вождя.
— Товарищ Сталин, кадровый вопрос! — Сарковский говорил быстро, сбиваясь, глотая окончания слов, стараясь как можно быстрее объяснить как можно больше. — Это же совершено иная операция!
Теперь он почти кричал.
— Наша авиация с самого начала работала как фронтовая, это ведь другие кадры, другие операции! Увязывать действия, наблюдательные пункты и все такое… а здесь наши ВВС должны действовать как самостоятельный инструмент, мы просто не готовы к этому, то есть были не готовы, но ведь нам нужно время для того, чтобы научиться! Пилоты, аэродромное обслуживание, разведка, наведение, все это должно работать по-новому, совсем по-новому, и нельзя сразу всех победить, занимаясь совершенно новым делом!
Сарковский даже стал слегка размахивать руками.
— Моя армия — это же в первую очередь штурмовики и истребители, топор, чтобы им рубить передний край обороны и ближний тыл! А здесь надо сделать из нее инструмент, чтобы бить дальний тыл и сильную противовоздушную… Мы никогда не занимались этим! Новая матчасть, новое взаимодействие…
— Достаточно, — негромко сказал Сталин. Быструю несвязную речь Сарковского как обрезало ножницами. Теперь он лишь беспомощно разводил руками, часто моргая.
Случайно или нет, Сталин теперь оказался за спиной Новикова, развернувшись в пространство между главкомом ВВС и Сарковским.
— Товарищ Сарковский говорит нам, что он и его армия просто не готовы к ответственной задаче, которая была на них возложена. Можем ли мы этому поверить? Разумеется, нет, не можем. Тем более что это никак не оправдание фальшивки, которую товарищ постарался нам… втюхать. Опозорив перед нашими немецкими друзьями.
Сталин сунул в рот погасшую трубку, скривился и снова устремил ее на командарма, слегка взмахивая в такт словам.
— Если бы товарищ Сарковский пришел к нам, когда его только назначили ответственным за действия Первой Воздушной армии против Британии, и сказал: товарищи, я не в силах заниматься таким важным делом потому-то и потому-то, тогда бы мы ему поверили. Но товарищ Сарковский так не сделал… и если товарищ Сталин помнит хорошо, то товарищ Сарковский говорил совсем наоборот. Товарищ Сарковский благодарил за оказанное доверие и обещал оправдать его, сильно обещал! А теперь он рассказывает, что были такие вот трудности, которые оказались выше его сил. Он рассказывает нам, что советский народ вручил ему негодное оружие и плохих пилотов, которые не смогли справиться с правильными замыслами…
Сталин говорил как бы сам с собой, очень тихо, очень четко, не быстро. Только с каждым словом все сильнее прорезался явственный гортанный акцент, и вся его речь все более походила на орлиный клекот. Его захлестывала новая волна гнева, еще сильнее прежней.
— Негодное оружие… — повторил Сталин. — Наркомат обороны не спит ночами, обобщая опыт воздушной войны, наш и наших врагов, как правильно применять авиацию. Генеральный штаб отвлекает десятки специалистов, собирая такие же сведения. Товарищ Новиков лично ездит по фронтам, занимаясь
