сотрудники и не все ученики сочиняют пьесы.

Плагиат всегда вызывает сильное отвращение. Однажды, когда какую-то пьесу пришлось снять с постановки в последний момент, я был вынужден срочно написать другую, чтобы заполнить брешь в репертуаре. Ну, я написал нечто на сюжет одного из рассказов У. У. Джейкобса. Так народ кричал: «Жулик! Сдувала!»

Саммерхиллские дети не любят инсценировок. Не терпят они и высокоинтеллектуальных постановок, столь обычных в других школах. Наши никогда не играют Шекспира, но иногда я сочиняю на него пародии, например о Юлии Цезаре среди американских гангстеров, где герои говорят на смеси шекспировского языка и языка журнальных детективов.

Мэри вызвала как-то гром аплодисментов, когда — в роли Клеопатры — она, заколов всех, кто был на сцене, посмотрела на лезвие своего ножа и, громко прочтя надпись на нем: «Нержавеющая сталь!», вонзила его себе в грудь.

Актерские способности детей очень велики. У саммерхиллских актеров нет никакой боязни сцены. Смотреть на малышей — сплошной восторг, они проживают свои роли с полной искренностью. Девочки лицедействуют с большей готовностью, чем мальчики. Мальчики до 10 лет вообще очень редко играют на сцене и если делают это, то лишь в гангстерских пьесах собственного сочинения, а некоторые дети так никогда и не поднимаются на подмостки — просто не желают.

За долгие годы работы мы обнаружили, что худшие актеры — это те, кто лицедействует в жизни. Такому ребенку никуда от себя не деться, и на сцене он занят только собой. Впрочем, занят собой — не слишком точное выражение, на самом деле я имел в виду, что он полагает, будто все остальные должны быть заняты только им.

Участие в театральных постановках — важная часть образования. Обычно это в большой степени самопоказ, но не в Саммерхилле. Если случается, что все дело сводится к самопоказу, такой актер не вызывает восторгов.

Чтобы быть актером, надо иметь ярко выраженную способность идентифицировать себя с другими людьми. У взрослых идентификация всегда осознанна, они понимают, что играют. Я не думаю, что маленькие дети тоже понимают это. Довольно часто ребенок выходит на сцену и в ответ на реплику: «Кто ты?» — говорит: «Я — Питер», — вместо того чтобы сказать: «Я — призрак аббатства».

В одной из пьес, написанных для самых маленьких, была сцена обеда и на столе стояла настоящая еда. Суфлеру потребовалось немало времени и усилий, чтобы подвигнуть актеров перейти к следующей сцене. Дети продолжали есть с полным равнодушием к аудитории.

Актерство — один из способов обретения уверенности в себе. Есть, однако, дети, которые никогда не играют в спектаклях и говорят, что ненавидят эти представления, потому что чувствуют свою неполноценность. Я так и не разобрался, в чем тут дело. Такой ребенок обычно находит другие занятия, в которых он может проявить свое превосходство. Особенно трудный случай представляют девочки, обожающие театр, но не умеющие играть. В Саммерхилле такие девочки очень редко остаются без ролей, что само по себе говорит об атмосфере в школе.

Тринадцати-четырнадцатилетние дети, и мальчики и девочки, как правило, отказываются выступать в ролях, предполагающих любовные отношения, но малыши легко и с радостью соглашаются на любую роль. Старшие, те, кому больше 15, берутся за любовные роли в том случае, когда они комедийные. Лишь один-другой из старших возьмется за серьезную роль любовника. Такую роль нельзя сыграть, пока не переживешь любовь, с горем же дела обстоят иначе: дети, никогда не видевшие горя в реальной жизни, могут прекрасно исполнять трагические роли. Я помню, как Вирджиния теряла самообладание на репетициях и рыдала во время исполнения трагической роли. Это можно объяснить тем, что всякий ребенок испытывал горе в воображении. Смерть, например, очень рано входит в фантазии каждого ребенка.

Пьесы должны соответствовать уровню детей. Неправильно заставлять детей играть классические пьесы, которые чрезвычайно далеки от подлинных детских фантазий. Детские пьесы, как и детское чтение, должны соответствовать их возрасту. Саммерхиллские ученики редко читают Скотта, Диккенса или Теккерея, потому что нынешние дети принадлежат веку кинематографа. Когда ребенок идет в кино, он узнает такую длинную историю, как Вествард Хо[15], за час с четвертью, а чтение этой книги со всеми ее скучными описаниями людей и природы заняло бы у него несколько дней. Поэтому в своих сочинениях дети не хотят ничего похожего на трагедию в замке Эльсинор; они предпочитают привычное им окружение.

Хотя в Саммерхилле и исполняются, как правило, пьесы собственного сочинения, все же по- настоящему прекрасные драматические произведения вызывают у детей самый живой отклик. В одну из зим я еженедельно читал старшим пьесы. Я прочел им всего Бэрри[16], Ибсена, Стриндберга, Чехова, кое-что из Шоу и Голсуорси и несколько современных пьес вроде «Серебряной нити» и «Водоворота»[17]. Наши лучшие актеры и актрисы предпочли Ибсена.

Старшие проявляют интерес в отношении техники постановки и придерживаются по этому поводу довольно оригинальных взглядов. Например, в драматургии есть освященное веками правило: ни один персонаж никогда не должен покидать сцену без объяснения, почему он это делает. Если драматургу вдруг надо было отделаться от отца, чтобы дать матери и дочери возможность поговорить друг с другом о том, какой же он все-таки осел, старик отец обязательно вставал и, сказав что-нибудь вроде: «Ну что ж, я лучше пойду и посмотрю, высадил ли садовник капусту», убирался прочь. Наши молодые саммерхиллские драматурги пользуются более прямыми предлогами. Как сказала мне одна девочка, в реальной жизни вы выходите из комнаты, ничего не говоря о том, почему вы это делаете. Вы просто выходите — и всё, вот и на сцене Саммерхилла поступают так же.

Саммерхилл специализируется в особой области театрального искусства, которую мы называем спонтанным лицедейством. Я ставлю сценические задачи таким, например, образом: «Надень воображаемое пальто, потом сними его и повесь на крючок. Нарви букет цветов и найди среди них чертополох. Открой телеграмму, в которой говорится, что твой отец (или мать) умер(ла). Перекуси наспех в привокзальном ресторане и сиди там как на иголках, боясь, как бы не пропустить поезд».

Иногда представление носит характер «ток-шоу». Например, я сажусь за стол и объявляю, что я — чиновник иммиграционной службы в Гарвиче[18]. Каждый ребенок должен обзавестись воображаемым паспортом и приготовиться отвечать на мои вопросы. Это проходит очень весело.

Или, например, я становлюсь кинопродюсером, набирающим исполнителей для будущего фильма. Или бизнесменом, подбирающим себе секретаря. Однажды я представлял человека, поместившего в газету объявление, что ему нужен амануэзис[19]. Никто из детей не знал, что означает это слово. Одна из девочек решила, будто это слово значило •маникюрша»[20], получилась неплохая комедия.

Спонтанное исполнение — творческая, жизненно важная сторона школьного театра. Наш театр сделал больше для развития творческих способностей детей, чем что-нибудь другое в Саммерхилле. Любой может сыграть в пьесе, но не каждый ее напишет. И дети, вероятно, понимают, пусть и не до конца, что наша традиция исполнять только оригинальные, так сказать, доморощенные пьесы поощряет и поддерживает именно творчество, а не воспроизведение или имитацию.

Танцы и музыка

Когда люди танцуют, они обычно придерживаются определенных правил. Удивительно, что в танцах, как и вообще в жизни, толпа в целом принимает установленные правила, а отдельные люди, ее составляющие, могут поголовно ненавидеть эти правила.

Для меня лондонский танцевальный зал символизирует Англию. Ганцы, которые должны быть личным и творческим удовольствием, сводятся к прогулке арестантов. Все пары танцуют одинаково. Консерватизм толпы удерживает большинство танцоров от оригинальности. А главное удовольствие от танца — это выдумка, изобретение. Когда изгоняется выдумка, танцы становятся механическими и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату