все и грохнуть дверью. Он не может предложить ничего путного? Отлично! Только зачем после двадцатого варианта обращаться за двадцать первым к нему же?
— «Формат мечты».
— Плохо.
— Мммм… «Счастливый билет»?
— Не то. Как лотерея.
— «Лаборатория праздника».
— Бред.
— «Райский ключ»…
— Вы не в форме, Илья.
— Отстаньте. Э-э-э. «Все цвета радости»?
— Длинно.
— «Карнавал»?
— Надо, чтобы была приставка «евро». — Валентин пытался сладить с манжетом рубашки. — Пипл любит все «евро». Евроремонт, евростиль, евро-то, евро-это… «Евросвидание»? А? Как?
— Евросвидание по-русски.
— А вам, эстетам, подавай какой-нибудь «Вицли-пуцли и сыновья».
— Какие там вицлипуцли? Просто «евро» — пошлость. Банальность, понимаете? Это все равно что к каждому слову прибавлять «наилучший».
— Ну и что плохого?
— Да то, что если все «евро», то это уже бред какой-то. «Евробаня»…
— Нормально: сауна.
— «Евроносок»…
— Вот не надо этого! Не надо! Можете предложить что-то — предложите. А мое в говне валять…
— А если в евро, можно?
Первый рабочий день затягивался, а он даже не написал заявления. И о письме по-прежнему — ни слова. В пепельнице дымилась очередная сигарета.
— Кофе будете? — Веденцов зло смотрел исподлобья.
— Если не сложно.
В кабинет уже в третий раз вошла Ксения с двумя чашками эспрессо. Лучше бы принесла один раз нормальную чашку. Секретарша глядела на Стемнина с тем доброжелательством, с каким в гостях смотрят на неинтересные фотографии. Отхлебнув душистую кофейную пенку, он вдруг испытал чувство жалости к Веденцову.
Спрашивается, как вчерашний безработный в дешевых сандалиях мог жалеть холеного, богатого, сильного человека, хозяина нескольких заводов, банка, гостиницы, роскошного кабинета и двух секретарш? В том и было дело. Стемнин в своем незавидном положении мог часами ерничать, проявлять остроумие, отказываться от принятия решений. А Валентину нужно было каждую минуту думать о бокситах, вице- премьерах, трениях с районной администрацией, о миноритариях и налогах. О секретаршах и о нем, Стемнине.
— Придумал.
— Что еще? — Валентин глянул на Стемнина с болью.
— «Почта святого Валентина».
Все изменилось — сразу. Секунду или две Веденцов молчал, глядя в окно на муравьиное мельтешение города внизу.
— Если у меня и есть настоящий талант, — с расстановкой произнес он, — то это талант видеть людей. В вас я не ошибся. Не ошибся! Постарайтесь и вы не ошибаться.
Стемнин не нашелся, что сказать. Веденцов распахнул дверь, заставил войти в кабинет обеих секретарш и объявил о новом названии. Потом звонил по телефону и восторженно орал кому-то про «Почту». «Гениально? Надо срочно регистрироваться. Скажи Пинцевичу, пусть заказывает таблички, штампы, всю эту галиматью. Хочу герб. Да, и флаг хочу. Хочу серию эксклюзивной почтовой бумаги и конвертов. Подарочную корпоративку? Надо. Когда? Неделю сроку… Как же вы любите тянуть кота… Сказал бы, да тут Илья Константинович сидит. Вы не знаете? Тот самый, который только что придумал нам название. С таким названием не прославиться грех».
Стемнин вдруг подумал, что уж теперь совсем скоро увидит
Глава шестая
«ПОЧТА» ОТКРЫВАЕТСЯ
1
Рано утром в листве березы под окном велись птичьи речи:
— Че, чувак? Че почем?
— Да ниче, чувиха!
— Че, ваще чик-чик?
— Чушь!
— Ниче не чушь, мичман. Чин-чинарем!
Что такое? Какой еще мичман? Наконец Стемнин решил, что пора проснуться. Будильник должен был зазвенеть только через час.
2
Идеи копились, деньги извергались. Любая скорость казалась Веденцову слишком низкой. Гоня машину, он кричал:
— Мне уже почти сорок, а я еще не начинал! Как дурак, стою в очереди за билетом на последний сеанс жизни. Вместо того, чтобы войти в зал без билета.
Адский зной. Адвокатская контора. Регистрация. Кожаная дверь, холодные кожаные диваны, кожаный галстук менеджера в юридической фирме. Кожа — от черта. Не чертова кожа — любая, превращенная в отделку, в материал. Да что взять с юристов — они все с чертом в сговоре. На улице давила жара, от которой через минуту начинало темнеть в глазах. Зачем таскать с собой Стемнина? Бывшему преподавателю казалось, что он стал новой игрушкой Валентина.
Начались поиски офиса. Искали особняк или этаж в деловом центре. С кондиционерами, парковкой, выделенной линией интернета. В районе Савеловской нашли неплохой вариант — но уж больно несло соусами с первого этажа. На Песчаных соусом не пахло — зато из-под пола доносились глухие удары, визг и как бы кашель: в полуподвале дневала-ночевала секция не то тейквондо, не то карате. На Фрунзенской дорого и модемный интернет, у Киевского — ни клочка парковочной земли, на Таганке вместо кондиционеров вентиляторы. Объявлений было столько, словно вся Москва разом отказывалась от квартир, мастерских, дворцов, цехов и ангаров.
Заменяя слова перекатыванием желваков и чувствуя тяжесть пота на рубашках, они продолжали колесить по городу. Через три дня злобного стояния в пробках к ним присоединился Пинцевич — недавно
