умер на полном скаку: уткнувшись носом в землю, он кувыркнулся через голову, выбросив всадника из седла.
Ральф рухнул на землю, чувствуя себя так, словно переломал все ребра и вышиб зубы, но все равно отчаянно пополз к вылетевшему из рук ружью и торопливо перезарядил его. Оглянувшись, он увидел, что матабеле уже в двух шагах: ряд красных щитов надвигался, босые ноги барабанили по земле, боевые трещотки на лодыжках гремели, улюлюканье казалось лаем своры охотничьих собак. Высокий воин поднял щит, чтобы высвободить руку для нанесения удара. Сверкнуло лезвие – и замерло на полпути.
– Хеншо! – послышался хриплый голос.
Базо довел до конца остановленное движение, но в последний момент повернул кисть, и плоская часть тяжелого лезвия ударила чуть выше виска. Ральф качнулся вперед, упал лицом вниз на песчаную почву и замер, словно труп.
– Ты снял подковы с копыт лошади, – одобрительно кивнул Базо. – Хорошая уловка. Если бы ты не заспался сегодня утром, мы бы тебя не догнали.
– Том мертв, – заметил Ральф.
Он стоял, привалившись к стволу дерева. На одной щеке кожа была содрана – проехался по земле, когда упал с коня. Волосы над виском, куда пришелся удар копья Базо, покрывала засохшая черная кровь. Запястья и лодыжки были туго связаны сыромятными шнурами – руки затекли и посинели.
– Да! – сурово кивнул Базо, бросив взгляд на лошадиную тушу, которая лежала шагах в пятидесяти. – Хороший был конь, а теперь он мертв. – Матабеле посмотрел на Ральфа. – Воин, которого мы похороним сегодня, тоже был хорошим человеком – теперь он тоже мертв.
Вокруг них сидели на корточках матабеле: все воины Базо собрались в тесный круг, усевшись на щиты, и жадно ловили каждое слово.
– Твои люди напали на меня без предупреждения, будто я вор или убийца. Я защищался, как сделал бы любой на моем месте.
– А разве ты не вор, Хеншо? – оборвал его Базо.
– На что ты намекаешь? – раздраженно спросил Ральф.
– На птиц, Хеншо. На каменных птиц.
– Понятия не имею, о чем ты! – разозлился Ральф. Оттолкнулся от ствола и дерзко посмотрел в глаза Базо.
– Ты знаешь, о чем я, Хеншо, мы не раз говорили об этих птицах. И тебе прекрасно известно, что по приказу короля за осквернение древнего города полагается смертная казнь – я сам тебе рассказал.
Ральф не сводил с Базо вызывающего взгляда.
– Твой след вел прямо к захоронению королей и прочь оттуда. Птицы исчезли. Где они, Хеншо?
Еще мгновение Ральф с нарочитой дерзостью смотрел на него, затем пожал плечами и с улыбкой привалился к дереву.
– Они улетели, Базо. Улетели далеко, туда, где ты не сможешь их догнать, – как и предсказала Умлимо. Смертные не в силах что-то изменить.
При упоминании имени пророчицы по лицу Базо пробежала тень печали.
– Да, это было частью предсказания, – согласился он. – Теперь пришло время выполнить приказ короля.
Базо встал и обратился к сидевшим вокруг матабеле:
– Все вы слышали слова короля. Необходимое должно быть сделано втайне. Это моя обязанность, никому не позволено при этом присутствовать или упоминать, даже шепотом, под угрозой медленной мучительной смерти. Вы слышали слова короля.
– Мы слышали слова короля, – дружным хором подтвердили воины.
– Возвращайтесь! – приказал Базо. – Ждите меня в Зимбабве и забудьте все, что видели сегодня!
Воины вскочили на ноги и отсалютовали. Убитого товарища положили на щиты, и отряд двинулся прочь: бегущие парами воины змейкой перебежали открытую поляну и скрылись в лесу.
Опираясь на щит, Базо смотрел им вслед, потом тяжело и неохотно повернулся к Ральфу.
– Я служу королю, – тихо сказал он. – Мне приказано тебя убить. То, что я сделаю сегодня, оставит глубокую рану в моем сердце, которая никогда не заживет. Память об этом не даст мне уснуть и отравит пищу в животе. – Базо медленно подошел к Ральфу. – Хеншо, я никогда не забуду о том, что сделаю сейчас. И никогда не расскажу ни отцу, ни любимой жене – этот поступок станет тайной, навеки запертой в моей душе.
– Если такова твоя обязанность, то исполняй ее – и побыстрее! – с вызовом бросил Ральф, стараясь не показать страха и не отводить взгляд.
– Верно! – кивнул Базо, перехватывая древко ассегая. – Замолви за меня слово перед твоим богом, Хеншо! – сказал он и нанес удар.
Ральф вскрикнул от обжигающего прикосновения стали. Хлынувшая из раны кровь оросила землю.
Базо упал на колено, зачерпывая кровь руками, облил ею свои руки и грудь, размазал по древку и лезвию копья, пока блестящая сталь не померкла. Он вскочил на ноги, оторвал с дерева полоску коры, набрал пучок листьев и снова подошел к Ральфу. Стянув края глубокой раны на предплечье друга, Базо закрыл ее листьями и обмотал полоской коры. Кровотечение постепенно прекратилось. Базо разрезал сыромятные ремни на запястьях и лодыжках пленника и отошел в сторону.
– Когда я появлюсь в таком виде, – он показал на залитые кровью руки и копье, – кому придет в голову, что я предал короля? Что поделать: любовь к брату сильнее чувства долга.
Ральф с трудом поднялся, опираясь о ствол дерева. Прижимая к груди раненую руку, он во все глаза смотрел на молодого вождя.
– Иди с миром, Хеншо, – прошептал Базо. – Помолись за меня своему богу, потому что я предал короля и обесчестил себя.
Он резко повернулся и побежал через покрытую желтой травой лужайку. Добравшись до леса, он не замедлил шага, а бросился вперед с каким-то отчаянным безрассудством.
Через десять дней исхудавший Ральф, пошатываясь, добрался до фургонов, что стояли лагерем у бушменских колодцев. Сапоги у него были разбиты, штанины изодраны в клочья колючими кустами, воспаленная рука привязана к груди полосками коры. Исази кликнул Умфаана и бросился на помощь Ральфу, который едва держался на ногах.
– Исази, – прохрипел Ральф, – где птицы, каменные птицы?
– С ними все в порядке, нкоси.
Ральф злорадно ухмыльнулся – пересохшие губы треснули, налитые кровью глаза сузились в щелки.
– Исази, ты недаром хвастаешь своей мудростью! А теперь я скажу, что ты еще и прекрасен – прекрасен, как летящий сокол! – Ральф пошатнулся и оперся на коротышку-зулуса.
Скрестив ноги, Лобенгула в одиночестве сидел на спальной подстилке в своей огромной хижине. Перед ним стояла выдолбленная тыква с чистой родниковой водой, поверхность которой пристально рассматривал король. Давным-давно, когда Лобенгула жил в пещерах Матопо с белой девушкой Саалой, безумный старый колдун учил его искусству смотреть в тыкву. Очень редко, после многих часов сосредоточенного вглядывания в прозрачную жидкость, Лобенгула видел проблески будущего, лица и события, но даже тогда они были туманными и расплывчатыми. Покинув Матопо, он потерял и этот скромный дар. Иногда отчаяние вынуждало его вновь обратиться к тыкве, хотя никогда, в том числе сегодня ночью, ничего не двигалось под ровной поверхностью чистой воды, а сосредоточиться никак не удавалось. Сегодня у него не выходили из головы слова Умлимо.
Пророчица всегда говорила намеками, ее советы звучали как загадки и часто повторялись. Во время пяти последних визитов в пещеру колдунья говорила о «звездах, сияющих на холмах» и «солнце, сверкающем в полночь». Лобенгула и его старшие вожди изо всех сил пытались понять эти слова, разгадать скрытое в них значение, но так ничего и не поняли.
Лобенгула отодвинул бесполезную тыкву и улегся на меховую подстилку, раздумывая над третьим пророчеством, которое сделал каркающий вороний голос со скалы над пещерой: «Прислушайся к мудрым словам лисицы, а не лиса».
Он обдумывал каждое слово по отдельности, потом все вместе, поворачивая их так и этак.
