костюмами. Здесь актриса готовится к выходу на сцену, здесь она переводит дух после выступления. Дверь закрылась, и тут Лора почувствовала, как забилось ее сердце. Она волновалась так, будто никогда в жизни не выходила на сцену, освещенную прожекторами. Дверь открылась, и в гримерку буквально влетел Марк Борисович.
- Ну что, волнуешься? Не надо! Ничего страшного, я уже выступил, публика приличная. Можно сказать, даже хорошая публика, ловила каждое слово! Главное, будь собой. Будь такой же, как там, в Герцеговине!
- Вы думаете, это возможно?
- А почему нет? Чем этот концерт отличается от тех, которые были в Герцеговине?! Да, чуть не забыл! Тональность! Боб просил узнать, что ты будешь петь и в какой тональности.
- Как — петь?! Сразу петь?! А что, репетировать мы не будем?
- Какая репетиция? Сразу петь! Талант! Все — на таланте. Вышла, спела и ушла под грохот аплодисментов!
- Но…
- Никаких «но»! Никаких! Я сам за тобой приду! — Марк Борисович пошел к двери, но остановился. — Да, песня и тональность? Какую песню поешь и в какой тональности?
Лора назвала песню, долго не могла назвать тональность, в одной у нее лучше получались верхние ноты, в Другой было гораздо легче петь. Наконец нужная тональность была найдена, и Марк Борисович, хромая больше обычного, убежал, еще раз пообещав лично проводить Лору на сцену. Лора достала косметичку и начала накладывать грим. Какое-то странное, незнакомое лицо смотрело на нее из зеркала. Лора даже провела рукой у себя перед глазами, чтобы убедиться, что это не сон.
Вошел Марк Борисович.
- Пора! — торжественно и загадочно сказал он.
Лора быстро и как-то украдкой перекрестилась.
Это была граница. Здесь заканчивалось закулисье и начиналась сцена. Здесь еще можно было поправить прическу, ужаснуться тому, что забыты слова, и благодарно пожать руку сопровождающему ее Марку Борисовичу. Еще шаг — и начинается плотно освещенная площадка, где каждое движение попавшего туда человека рассматривается под увеличительным стеклом. Там не может болеть голова, там не может пересохнуть горло и сорваться голос. Там все должно быть только в лучшем виде и в превосходной степени.
«Упаси вас Бог споткнуться на сцене, закашляться или извиняться», — вспомнила она чьи-то слова. На сцену надо выходить и брать публику за горло. В Герцеговине Флор у Лоры это хорошо получалось. Зрители дышали вместе с ней, смеялись и плакали.
- Ваша очередь, — сказал кто-то и вытолкнул девушку на сцену.
Звенели бокалы и рюмки, звучал смех, в зале висел ровный гул голосов. Во-первых, необходимо было что- то сделать, чтобы они все прекратили есть и говорить. Во-вторых, заставить их всех перестать дышать. Лора подошла к ударнику, взяла с большого барабана запасную палочку и с размаху ударила по тарелке. Разговоры смолкли. Лора кивнула пианисту, и тот заиграл вступление. Она запела: «В бананово-лимонном Сингапуре…»
Лора не видела, для кого пела. Темные пиджаки, белые рубахи и бабочки — это мужчины, глубокие вырезы спереди, блеск бриллиантов — это женщины. Свет прожекторов и рампы ставил между певицей и публикой почти непреодолимый барьер. Лора бросила в бой все, что у нее было: «счастливое» платье Дитрих, знаменитые туфли Орловой, талисман Армстронга. Она сжимала кусочек черного дерева с такой силой, будто хотела добыть из него хоть каплю воды.
Наверное, это был успех. Даже без сомнения успех был. Публика хлопала, кто-то кричал: «Браво», многие свистели от восторга, но в сердце у девушки вдруг поселилась какая-то грустная нота. Хлопали не так громко, как ей бы этого хотелось, голос кричавшего «браво!» очень напоминал голос Марка Борисовича, а свистеть и вовсе могли по совершенно другому поводу. Лора покинула сцену в полном смятении.
Она шла по коридору, а проходившие мимо люди поздравляли ее, но как-то формально:
— Неплохо… Очень даже неплохо… Поздравляем.
Никто не бросал к ее ногам букеты цветов, никто не разрыдался от восторга, никто в истерике не кричал: «Ради Бога, дайте автограф!» Или что-то в этом духе.
Нет, успех, наверное, был. Наверное. Лора сидела в гримерке и внимательно разглядывала свое отражение. А если не было успеха? И кто, собственно, сказал, что она — звезда? Грета, Элвис, Утесов и Марк Борисович?! Но Лора до сих пор толком не знала, кто же были эти люди на самом деле. Ведь что бы она ни думала по этому поводу, но Армстронг действительно был черным! Нет, погружаться в эти мысли не хотелось. Слишком трудный день, слишком… Не прошло и суток с тех пор, как она покинула Герцеговину, а сейчас, здесь, в гримерке, ей казалось, что полосатый тент над летним кафе, золотой песок пляжа и сцена в большом зале были когда-то давно и, возможно, только в ее снах.
Открылась дверь, Лора вздрогнула. В гримерку вошел Боб — тот самый длинноволосый пианист, с которым она познакомилась в первый вечер.
Клево, старуха, — сказал он, — поздравляю!
Лора изобразила подобие улыбки.
- Нет, точно, всем понравилось. Только… — он замялся, — тряпки у тебя какие-то странные…
- Как это понять, «странные»? — с вызовом спросила Лора.
- Ну, как тебе сказать, не по моде. Нафталиновые какие-то… Ладно, собирайся, машина никого не ждет…
Когда Лора вышла из клуба, уже светало. Музыканты усаживались в микроавтобус, а публика разъезжалась в лимузинах. Подвыпившие девицы громко смеялись и говорили гнусавыми голосами нараспев, как капризные дети. Это не всегда нравилось их кавалерам, и Лора увидела, как один из них съездил своей подружке кулаком по носу, что в общем-то не очень вязалось со смокингом кавалера и длинным платьем дамы. Униженная женщина хлопнула дверцей машины перед носом у мужчины и, нетвердо ступая, побежала по улице. Однако далеко убежать не удалось, ее быстро догнал стриженый охранник и сунул в подкативший автомобиль, как штуку сукна. Машины на стоянке были шикарные и самых разных марок. Но из всего этого великолепия выделялся белый «стрэч-лимузин», стоявший неподалеку от служебного входа. Водитель и охранник поджидали своего хозяина на улице, стоя у машины. Лора сидела в микроавтобусе, ожидая, когда придут техники, зачехлявшие аппаратуру. Девушка разочаровано смотрела на улицу: по ее разумению, именно она должна была уезжать отсюда в шикарном лимузине, а не в затрапезном «рафике». Жизнь за окном продолжалась своим чередом, вот открылись двери служебного входа, и из них появилась блондинка с ярко накрашенными губами, кутающаяся в песцовую шубу.
Мерилин Монро для бедных, подумала Лора. Вслед за блондинкой вышел Сергей. Тот самый высокий и красивый мужчина, с которым она буквально вчера танцевала на корабле. Значит, не для бедных, подумала девушка. Блондинка села в машину, а мужчина подошел к музыкантам, которые, как по команде, прекратили курить и вытянулись, будто солдаты. Сергей что-то сказал, и все, снова, как по команде, повернулись к автобусу, в котором сидела Лора, а Боб показал в его сторону рукой. Мужчина пошел к автобусу. К величайшему удивлению Лоры, он шел к ней.
- Прошу прощения, что сразу не поздравил вас с дебютом…
- Да что вы, что вы! — Лоре тоже вдруг захотелось вскочить с места и вытянуться в струнку.
- Конечно, мы должны были выпить шампанского за ваш успех, но весь вечер я был очень занят.
«С блондинкой», — подумала Лора, но ничего не сказала.
- Я обещаю вам исправить эту ошибку. Причем очень скоро. Надеюсь, вы не сердитесь на меня?
Лора замотала в ответ головой — почему-то не могла говорить. Спазма перехватила ей горло, и она почувствовала, что сейчас разрыдается.
Затененное стекло в дверце лимузина поехало вниз, и в проеме показалась блондинка.
- Ну, Серж, — пропела она, — я же устала.
- Вас хорошо устроили? — спросил Сергей, не обращая внимания на стоны блондинки.
- Да, неплохо…
- Может быть, вам что-нибудь нужно, смело говорите…
- Я пока не знаю…
