главное, что они должны были делать, — отдыхать. Отдыхать хоть двадцать четыре часа в сутки. Отдыхать по высшему разряду. Отдыхать активно и просто лениться, заниматься спортом и качаться целыми часами с бульварным романом в гамаке. Они могли писать картины и просто бить баклуши.
Дело в том, что все обитатели этого пансионата заслужили право именно на, как сказали бы сейчас, эксклюзивный отдых. И такой отдых этим счастливчикам был обеспечен. Понятно, что все эти разнообразные услуги кто-то обеспечивал. Мы хотим сказать, что были специальные люди, которые готовили пищу, следили за тем, чтобы электроприборы работали исправно, а у каминов всегда лежали дрова. Их было очень много, но на глаза отдыхающим попадались лишь те, кому это было положено. Официанты, горничные, врачи, медсестры. Почти не видны были повара, электрики, водопроводчики и, например, те, кто заготавливал дрова.
Дрова заготавливались на аккуратной лесопилке на заднем дворе. Здесь пахло древесной стружкой и пела на разные голоса пила. Лора очень любила запах опилок и в свободное время часто гуляла в этом маленьком дворике. И каждый раз, когда она бродила по мягкому ковру из стружек, видела там молодых ребят, ловко управляющихся со всей деревообрабатывающей техникой. Одного из них звали Стасом, другого — Алексеем. Стас был постарше. Видимо, насмотревшись вестернов, думал, что он настоящий ковбой. Поэтому носил джинсы, плотную клетчатую рубаху, ковбойские сапоги с острыми носами и белую шляпу «Стетсон». Алексей — моложе и проще. В связке со Стасом работал, как говорят в цирке, вторым номером. И на работе, и после, когда они заваливались в какой-нибудь местный кабачок, за пределами Герцеговины Флор. Он вел себя и одевался согласно амплуа: и джинсы попроще, и рубаха не такая яркая, и туфли вместо сапог, а шляпы он вообще не носил. Экстерьером он тоже уступал Стасу. Тот был высокого роста, блондином. Его голубые глаза могли свести с ума не только деревенскую девушку, а его тонкой талии позавидовал бы любой солист танцевального ансамбля. Зато руки у Стаса были крепкими и даже немного грубыми, что придавало его красоте еще и оттенок ярко выраженной мужественности. Леша был среднего роста, и волосы у него тоже были «среднего» цвета: ни блондин, ни брюнет. Наверное, шатен. Сначала парни не очень обращали внимание на гуляющую по двору девушку, но со временем познакомились и даже подружились с ней. Стасу Лора сначала просто понравилась, а затем он понял, что влюбился в нее. А еще через некоторое время он понял, что с каждым днем это чувство становится все глубже. Сначала оно занимало только краешек сознания, потом стало вытеснять на второй план увлечения и в конце концов полностью овладело молодым парнем. Ковбой хоть и бредил девушкой, но не признавался в этом никому. Даже себе.
Алексей делал вид, что с ним происходит совершенно обратный процесс. Когда видел Лору, отводил глаза в сторону, здоровался неохотно, а на все ее вопросы отвечал односложно. На самом же деле парень тихо страдал от того, что терял напарника и друга, и от того, что сам был безнадежно влюблен в девушку. Лора относилась к ребятам ровно. Она любила просто сидеть на еще не оструганных бревнах, вдыхать запах опилок и мечтать вслух:
- А вот представляете, идете вы однажды в Москве по улице Тверской и видите мою фамилию, написанную полуметровыми буквами в свете прожекторов. Представляете? Или даже в Париже, где-нибудь на Елисейских полях!
Стас не очень вслушивался в то, что говорила девушка, он просто сидел у ее ног и собачьими глазами смотрел на нее. Это очень не нравилось Цезарю, который подозрительно наблюдал за ковбоем и только изредка смотрел на хозяйку. Алексей в такие минуты, напротив, усердно работал. Он вставлял в паз бревно за бревном, стараясь не делать пауз. Электропила выла на разные голоса, заглушая один приятный голос девушки. Собственно, именно этого Алексей и добивался. Стас видел, как двигаются губы девушки, но слов не слышал.
Слушай, кончай скрипеть, у нас дров на две зимы хватит! — не выдержал Стас.
- Не хватит! — не унимался Алексей и вставил очередное бревно.
Тогда Стас просто-напросто выключил рубильник. Вопрос был решен, процесс остановлен, голос девушки зазвучал. Алексей тихо выругался, отошел в сторону и демонстративно лег, заложив руки за голову.
- Может, в бар сегодня пойдем? — спросил Стас. — Там новый диск-жокей. У него классная коллекция, а не только старье, как у нашего местного. Пивко попьем, потанцуем…
Такие разговоры происходили почти каждый день, но Лора еще ни разу не ответила утвердительно. Вот и сейчас она отрицательно покачала головой:
- Не могу. Завтра у Орловой праздник — шестьдесят пять лет со дня выхода фильма «Цирк». Надо что-нибудь специально для нее приготовить.
- Да повар приготовит, — сказал прямолинейный Стас.
- Повар не то готовит.
- Она спеть хочет что-то новое, — Алексей гораздо лучше чувствовал и понимал тонкую душу девушки.
- Спеть… — Стас так передернул плечами, будто ему показали змею.
- Певица — лучше утопиться, — противным голосом сказал Алеша.
Противным, потому что все его существо было на стороне Лоры, но он был вынужден придерживаться этой гадкой линии поведения.
- Вы не понимаете, что такое петь!
- Ну не понимаем, — сказал Стас. — А что, я обязан все понимать?
Я футбол понимаю, хоккей, единоборства, а петь…
- Конечно не обязан. Но я все равно буду петь! Буду! Только для этого уехать надо. В Москву… Хотя бы в Москву…
- Тоже мне — «Три сестры», — опять выдавил из себя Алексей и тут же зашелся от ненависти к себе самому.
- Мне все говорят, что надо уехать: и Грета, и Марлен, и Любовь Петровна. Кому же верить, если не им? Они же были на вершине славы, их знает весь мир! Когда я рассказываю об этом маме, она смотрит на меня такими глазами, будто я все выдумываю! А я не хочу ей ничего доказывать. Вот когда она увидит афишу с моим именем, или фильм, или клип, тогда она поймет!
- Чего доказывать? — спросил Стас, он уже минуты две развлекался тем, что бросал нож в доску. И каждый раз нож втыкался в дерево.
- Ну, что Марлен — это та самая Марлен Дитрих. А Айседора — та самая Айседора Дункан. Та, которую Есенин любил.
- Дункан? Это из седьмой комнаты, что ли?
- Ну да!
- А почему ты думаешь, что она — та самая Дункан, которую Есенин любил? — спросил Алексей и впервые посмотрел девушке прямо в глаза.
- А какая же она еще?! Она и танцует, и шарф носит, тот самый, и письма у нее… Есенинские.
- И сколько, по-твоему, ей лет?
- А нисколько! Какое это имеет значение?! Главное, что это она! Та самая! Настоящая! А мама думает, что она не настоящая, просто псевдоним носит — и все!
- Да ну, нормальная баба, — сказал Стас и еще раз вогнал нож.
- Она — не «баба», — возмутилась Лора.
- А кто?
- Она — танцовщица, личность! Она еще в начале двадцатого века боролась за свободу женщин! — восторженно сказала Лора.
- За какую там свободу? К двадцатому году у нас уже все свободные были! Даже более того — отвязанные! — Стас продолжал бросать нож.
- Она — необыкновенная женщина. И она, и Марлен, и Грета.
- Это точно, — засмеялся Стас. — Грета — точно необыкновенная! Обыкновенная не станет каждые два дня новую мышеловку заказывать! Мы с Лехой все комнаты обшарили — ни одной щели, а ей все мыши мерещутся.
- Ну, у каждой женщины должна быть маленькая странность… У Греты — такая.
- Я вот что тебе скажу: у нее не мыши, а тараканы в голове! У них у всех свои тараканы! — опять
