все сначала?..
— Я, Федос Игнатьич, на курсы электросварщиков записался, — сказал Егор: — Сейчас у Андрея вроде бы за подручного. Надо переучиваться, надо…
Но больше всех удивил Федоса его бывший подручный Митрий. Этот уже работал на электросварке. Выполнял кое-какие мелкие работы и готовился сдавать пробу на четвертый разряд.
Однажды Федос встретился в инструменталке с Дмитрием Ивановичем, как называли теперь Митрия: человек шел в гору.
Дмитрий Иванович получал темные стекла для предохранительного щитка. Вот он взял в руки светофильтр, прихмурясь, придирчиво поглядел сквозь него на свет, потом вставил в щиток и, слегка щелкнув по нему, воскликнул:
— Есть такое дело!
Федос испытывал ревнивое чувство к новой специальности своего недавнего помощника. Федос уже не мог, как раньше, советовать, поучать. Теперь весь Федосов опыт клепальщика ровным счетом ничего не значил для Дмитрия Ивановича — у него были другие учителя и другие интересы. Федосу даже показалось, что Дмитрий важничает и хвастается.
— Доволен новой работой? — спросил Федос.
— А как же, Федос Игнатьич! Это ж целая наука, я вам доложу. Вот, например, что происходит при наплавлении металла электрической дугой? Это ж очень даже интересное дело! Во-первых…
— Ну я, брат, в твоих премудростях все равно не разберусь, — остановил его Федос.
— А может, пройдете до моего агрегата, Федос Игнатьич? — предложил Дмитрий. — Я вам через это вот стеклышко покажу.
Дмитрию Ивановичу хотелось похвалиться перед бывшим учителем своими успехами. Федос отлично понял это, собрался было отказаться, но любопытство одержало верх над гордостью. И он отправился вслед за Дмитрием к фанерному закутку, где стояла сварочная машина.
Дмитрий Иванович молодцевато включил рубильник, агрегат запел рассерженным шмелем. Дмитрий Иванович протянул Федосу запасной щиток, придвинул низкую железную скамеечку. Федос всматривался в уменьшенное и ослабленное светофильтром пламя дуги, и уважительное почтение к бывшему ученику возникало в душе. Чем больше наблюдал Федос за действиями Дмитрия, тем сильнее, чувствовал себя неучем: велика ли премудрость — по заклепкам молотком плюхать.
— Понравилось? — поинтересовался Дмитрий.
Все та же упорная гордость не позволяла Федосу выказывать особый восторг, но покривить душой он не мог.
— Дело полезное, — уклончиво ответил Федос.
— А я сразу догадался, что вам понравилось. По глазам, — продолжал Дмитрий Иванович. Закончил он предложением браться за изучение электросварки. — Попомните мое слово, Федос Игнатьич, тут скоро клепка станет редкостью. Вывесят во всех цехах распоряжение: «Клепка допускается только в таких-то случаях». И перечислят самую малость.
— Так ты, выходит, не из интереса в сварщики подался, а ради будущей выгоды? — спросил Федос.
— Из-за того и другого, — простодушно признался Дмитрий Иванович.
Многие поступали подобно Дмитрию. Рабочие и приходящие на завод новички охотно записывались на курсы электросварщиков. Сварщики хорошо зарабатывали, да и видели для своего дела большие перспективы в будущем.
«Если и вправду Вологдин возьмет верх? Что тогда? Идти подручным к Дмитрию Ивановичу?» — думал Федос.
Как-то раз, повстречав Егора Калитаева, Федос спросил:
— Вот, Егорий, выучился я хорошему ремеслу. Полюбил его. А мне говорят, чтобы другое осилил — сварку, она, мол, нужнее. А у меня — душа надвое: и старое бросить жаль, и новое нравится. Как поступить?
— Иди туда, где больше пользы людям.
Федос помолчал, прикидывая что-то в уме.
После прошедшего накануне дождя над бухтой пролетал веселый ветерок. Солнце и ветер подсушивали землю. Федос распахнул ворот рубахи, ощущая приятную прохладу. С рейда плыла знакомая трудовая песня японских матросов, грузивших лес в прожорливые трюмы пароходов. В песню вплетались крики чаек.
«Не стоит жизнь на одном месте. Ее не привяжешь к столбу, как того почтарского коня. Да и конь, застоявшись, порвет недоуздок и уйдет дальше…» И припомнились Федосу искусительные слова Дмитрия Ивановича: «Будет ваш подручный из судосборщиков прихватывать сваркой лист к нужному месту, а вы, Федос Игнатьич, прошивать его огоньком по всем швам — ни стука, ни копоти…»
— Я, Егорий, пожалуй, на курсы тоже запишусь. Может, и впрямь пригодится, — сказал Федос.
На рейде кипела напряженная, не знающая устали и роздыха работа. Горячий ветерок, насыщенный запахами леса, моря и дальних лугов на той стороне Амурского залива, тревожил и радовал. В промытой недавними дождями, чистейшей синеве неба летели редкие белые облака и таяли в солнечном свете.
— Хорошо-то как! — неожиданно вырвалось у Федоса. — Хорошо, Егорий. Ей-богу, хорошо!..
20
Окрашенный шаровой краской первый цельносварной катер покачивался на легкой прибойной волне. На корпусе его не было привычного многоточия заклёпок. Катер казался сделанным из одного куска стали, даже прожилки швов исчезли под толстым слоем краски.
На пристани толпились рабочие. Сегодня предстоял первый пробный рейс сварного сейнера.
— А если вибрация? — услышал Андрей чей-то голос. — Лопнет по швам — костей не соберешь…
Андрей разозлился, но в спор вступать не стал. Вот сейчас отплывем — все станет на свои места.
Строители катера во главе с Вологдиным поднялись по сходням на палубу. Вместе с Андреем прошла и Машенька. Она тоже переучивалась, готовилась сваривать такие же катера, какой собирался сейчас в первую морскую дорогу.
Охотников отправиться в первый рейс на новом катере было много. Но для всех не хватило места. И тогда директор завода распорядился разместить желающих на двух сейнерах. Ступив на палубу одного из них, Федос взволнованно огляделся. Он сразу узнал свой катер. Федос узнал бы его среди тысячи совершенно одинаковых судов: только мастеру, создавшему своими руками вещь, известны ее, невидимые постороннему глазу, приметы.
Федос легонько подтолкнул Семена в бок:
— Смотри-ка, мой-то ведь катер…
Федос сказал эти слова с гордостью. И Семен откровенно порадовался в эту минуту за отца. Впрочем, и он, Сенька, собирает такие же катера, которыми могут пользоваться все — и рыбаки, и пограничники, и просто пассажиры. «Всё, что делают рабочие руки, есть достояние народа» — так учил Семена Кочкин…
Электросварный катер отчалил от пристани и, подымая за кормой белопенный бурун, направился к выходу из Золотого Рога. Федос глядел катеру вслед и думал: «Вот бы сбросить половину годов да начать жизнь сызнова. Сколько полезного сумел бы сделать. А то ведь все годы на Шмякина ухлопал. И на барахло в амбаре».
И, сурово поглядев на Семена, наставительно произнес:
— Запомни!..
Семен так и не понял, о чем предупреждал его отец.
С борта был виден весь Владивосток, взбиравшийся своими домами по склонам сопок.
