— А этих зачем с собой притащил? — брезгливо указал на нас с Грифом разодетый воин. — Что, у нас в городе голодных ртов мало?
— Так один из них каменщиком раньше был, обещал за похлебку домик подлатать, сам-то я не мастер. Как закончат, сразу отправлю обратно в деревню, они в наш город и не собирались, еле уговорил, — нашелся ремесленник.
Начальник стражи все еще не решался пропустить телеги в город, приглядываясь к грузу. И тогда Парс, взяв один камень из повозки, подошел к нему вплотную. «Приехали, сейчас начнется», — подумал я, нащупывая под робой рукоять меча.
— Господина интересует строительный материал? — спросил кузнец. — Могу продать. Недорого. А себе привезу еще.
— Зачем мне твои булыжники? — как от прокаженного, отшатнулся от кузнеца начальник стражи. — Давай проезжай, и чтобы про трупы никому ни слова. Обстановка, сам знаешь какая.
— Кто же накануне праздника про такое говорит? Я только вам, по долгу службы, — с важностью в голосе сказал Парс, возвращая камень на место.
Мы с кузнецом сопровождали первую телегу, а берт с Иркусом шли рядом со второй.
— Что у вас за праздник? — спросил я, когда мы отошли подальше от ворот.
— День великого Элроу, — без особого воодушевления пояснил Парс. — Раз в году главный жрец собирает всех мужчин стана на главной площади, чтобы совершить ритуал жертвоприношения.
— Тоже мне, нашли веселье. Мудраг прирежет на глазах у всех ни в чем не повинное животное, и… слава великому Мудрагу!
— Если бы животное! Для этой цели выбирают юношу, чем-то похожего на нашего бога. А право освободить его душу поручается трем самым знатным мужам города. В прошлом году так убили жениха моей Сантры. Дочка с тех пор сильно изменилась, стала колючей, никакого сладу с ней нет.
— Выходит, чтобы раз в году стать палачом, нужно еще доказать свое превосходство над другими? — Меня даже передернуло.
— По преданию, это не совсем безопасное занятие. Если в парня не вселяется дух великого, а это обычно и происходит, избранные без труда четвертуют жертву на глазах у толпы, — со злостью в голосе произнес мужчина.
— А если дух все-таки вселится, как об этом станет известно? Парня-то все равно убьют.
— Нет. В этом случае жертва и палач поменяются местами. Юноша одним движением меча отправит к праотцам всех троих, невзирая на их оружие и доспехи. Ведь его рукой будет править сам Элроу, — вздохнул кузнец. — Как я мечтал об этом в прошлом году!
— А затем?
— Что «затем»?
— Ну, явится великий, уничтожит троих. Что дальше?
— Я же не жрец, откуда мне знать? На моей памяти такого еще не случалось. Отец и дед тоже ничего подобного не рассказывали. — Парс задумался. — Наверное, накажет нерадивых, осыплет благодатями праведных. Тогда действительно начнется настоящий праздник.
— Когда, говоришь, у вас ритуал с тремя жертвами состоится? — поинтересовался я.
— Завтра в полдень, — недоуменно посмотрел на меня Парс.
Конечно, кузнеца удивили мои слова, но он-то не знал того, что известно мне. Ведь именно троих воинов Тангора, правда не в этом мире, уничтожил своим коронным ударом Эльруин. Прав был Аргизол, когда сказал, что за похождениями своих бойцов в чужих мирах тангорцы следят очень внимательно. Теперь я мог сказать точно, кто следил и с какой целью.
Самое парадоксальное, что Эл не умел держать оружие в руках, но его способ извлечения меча из ножен являлся смертельно опасным для находящихся в пределах досягаемости. И это умение завтра попытаются использовать.
Следует отдать должное изобретательности главного жреца: среди бела дня, на глазах у толпы совершить самое настоящее убийство чужими руками, да так, что никто ничего не заподозрит, одним махом убрать своих главных конкурентов (наверняка ведь среди избранных будут и Эгрус, и Ларкон).
Одного главный жрец не знает, и это меня беспокоило больше всего. Эльруин не станет плясать под чужую дудку, а значит, наш друг в смертельной опасности.
Получается, мы в еще большем цейтноте, чем думали: на все дела чуть более суток. Нужно найти Унга, попасть в храм, разобраться с главным жрецом и постараться ничего не перепутать. Любая оплошность сейчас может слишком дорого стоить, а тут даже не знаешь, с какого конца за все взяться. В мои тягостные раздумья неожиданно вплелась заунывная мелодия, поддержанная нестройным хором хриплых голосов.
— Парс, кто это у вас с утра пораньше такой «веселый»?
— Проезжаем мимо харчевни. Подобное веселье там круглосуточно. Сначала пьют, затем поют, а после квасят друг другу морды.
«Хоть что-то у них по-людски», — подумал я.
— И часто дело до рукоприкладства доходит?
— Да почти каждый день. Недаром полгода назад запретили вход в харчевни и кабаки с оружием. А до того — что ни день, кого-нибудь обязательно покалечат или вообще убьют.
Теперь я, кажется, знал, с чего начать.
— Скажи, а здесь поблизости еще харчевня есть?
— Мудрейший, обижаешь! Неужели я своего спасителя не отблагодарю самым лучшим обедом?
— Дело не в еде. Вчера ночью в город вошел мой друг — и пропал. Полагаю, заглянуть он мог только в одно из подобных заведений.
— В нашем районе есть еще два кабака: «Услада» и «Пристанище мигров». Но ночью открыта лишь «Кривая дорожка», — указал кузнец на харчевню.
— Ты меня сильно выручишь, если подскажешь, как попасть в эту забегаловку, не привлекая особого внимания. Ведь в таком костюмчике, — указал я на любезно предоставленную робу, — могут и не пустить.
— Дома чего-нибудь придумаем.
Иркус повел телеги в кузницу, а мы с его отцом направились к небольшому дому, выложенному из желтого камня. Подворье кузнеца имело несколько строений. За невысоким забором находился приусадебный участок с какими-то чахлыми насаждениями. В загородках недалеко от дома паслись крупные зарши, раза в полтора превосходящие лесных по размерам. Они тяжело переваливались среди объедков каких-то овощей, а из небольшого сарайчика доносилось повизгивание главана.
Несмотря на подготовительную беседу Парса с домочадцами, мы с Грифом порядочно напугали женскую половину семейства. Причем, как ни странно, больший ужас вызвал мой облик, а не лохматая внешность однорогого берта. Младшая дочка кузнеца долго стояла, в ужасе распахнув и без того огромные глаза.
— Баньку принять не желаете? — спросил нас Парс.
Гриф наотрез отказался:
— Моя шерсть сама себя очищает, так что мочить ее лишний раз нет надобности.
Мое мнение было совершенно противоположным. Ради долгожданных водных процедур я даже позволил себе пожертвовать целым часом дефицитного времени.
— А на голове тоже можешь? — спросил меня кузнец, когда увидел процесс бритья.
— Могу, — после непродолжительных размышлений ответил я.
Чего только не сделаешь ради друзей! Из бани вышел совершенно другой человек: лысый, как колобок, и даже без бровей.
— Гриф, закрой рот! И без тебя тошно, — с порога нагрубил я берту. Но он сам виноват: мог бы сделать вид, что ничего не заметил.
— Остальное доделает дочка, и ты почти ничем не будешь отличаться от жителей нашего города, — утешил кузнец, когда мы входили в дом.
— А без маски на голове дядя совсем не страшный, даже симпатичный, — не скрывая восхищения, произнесла младшая дочка Парса. Ребенок быстро нашел приемлемое объяснение своим страхам.
