Мертвая вода: Стихи.

В провинции жизнь попроще:
людей меньше, да лучше, а времени — как грязи.
Зри поверх крыш — то поля в клетку, то рощи…
Написать идиллию разве?

Выйдешь в переулок, а у завалинки
кучкуется молодежь.
И в груди засвербит что-то маленькое,
но въедливое, как вошь.

Закусив раскатанную губу,
отмахиваясь от комарья,
наблюдаешь аборигенов гурьбу,
взглядом — голоден, телом — рьян.

Подойти бы, обнять вон ту, — в джинсах со стразами
(по сельской последней моде),
но ведь оттолкнет, зараза,
еще и даст по морде.

А вдруг подумает: «Житель столичный, —
нафига посылать нафиг?
Вестимо, в карманах полно наличных,
да и лицом не урод, папик».

И таким макаром позволит все, что угодно;
пива хлебнув, станет воды тише,
пискнет: «Поедем отсель, и будем свободны,
рожу тебе, если пропишешь».

Но это, конечно, фантазии глупые.
Реальность такова,
что не видать ей моей халупы,
на которую давно утратил права.

И пока я рефлексирую, как заезжий мусью, —
ее обнимает-слюнявит другой,
и она отвечает ему вза-им-но-стью
и дрыгает правой ногой.

Так что спешу себе мимо, считая версты ли, мили, и путая след,
и шепчу: «Любите друг друга, милые»,
будто мне уже тысяча лет.

2008

Мертвая вода

На дворе трава —
мается завитками.
У глухого рва
плачет змеиный камень.

У глухого рва,
если к закату дело, —
раскатать слова
тайного запредела.

Бормочи в ночи,
смысла мольбы не зная,
Бьют ключом ключи —
белая кровь земная.

Бьют они ключом,
бьют сквозь глазницы камня.
Кто я? И о чем
шепчет порой тоска мне?

В чашу соберу
капель холодных гроздья,
встану на ветру —
да в исполинский рост я.

Заговора град
грянет из горла-горна…