людей и время для поисков. Кто им этот Жаме?
Мысли его снова обращаются к Сюзанне. Он несколько минут сидел с ней в гостиной, и ни разу между ними не возникло неловкого молчания, и ему показалось, что она находит его интересным и внимательно слушает его. Он слишком нервничал тогда, чтобы получать удовольствие, но ощутил некое подобие счастья, распускающегося, словно почка после канадской зимы. Он снимает очки и за неимением прикроватного столика кладет их на пол у кровати, в надежде, что не наступит на них завтра утром.
~~~
Придя в себя после первого потрясения, я сознаю, что опасность не так велика. Стоящему в дверях человеку не меньше шестидесяти лет, вид у него ученый, и, что самое главное, он не вооружен. Выглядит он прямо-таки безупречно: породистое худощавое лицо, орлиный нос, зачесанные назад седые волосы открывают высокий лоб. Он кажется мне вполне добродушным. На самом деле для мужчины его возраста он (как это ни удивительно) просто красив.
У меня есть предосудительная привычка, весьма распространенная в наших краях, где акцент более не является надежным ориентиром, — судить о человеке по его атрибутам. Всякий раз встречая кого-либо нового, я бросаю взгляд на манжеты, башмаки, ногти и тому подобное, дабы определить его положение в обществе и материальное благополучие. Этот человек облачен в яркое пальто, хорошо сшитое, но видавшее лучшие дни, и хотя выглядит он аккуратно и чисто выбрит, башмаки его заношены до неприличия. В тот же миг, который мне потребовался, дабы прийти к этому заключению, я подмечаю, что он сходным образом инвентаризировал меня и, судя по всему, пришел к выводу, что я жена довольно зажиточного фермера. Трудно сказать, сделал ли он следующий шаг, решив, что я увядшая и, возможно, озлобленная бывшая красотка.
— Прошу прощения…
У него приятный голос с выговором янки. Сердце мое замедляет бешеную скачку.
— Вы меня напугали, — сурово произношу я, сознавая, что у меня все платье, а возможно, и волосы в муке. — Вы ищете мистера Жаме?
— Нет. Я слышал… — Он показывает на кровать и окровавленные одеяла. — Ужасное дело… ужасная утрата. Прошу прощения, мэм, не знаю вашего имени.
У него серьезная улыбка, и я понимаю, что он мне начинает нравиться. Я ценю хорошие манеры, особенно у того, кто застает меня на месте преступления.
— Я миссис Росс. Его соседка. Я пришла разобрать его вещи.
Я печально улыбаюсь, чтобы было видно, сколь нелегкая мне выпала ноша. Мне показалось или он действительно оживился при упоминании о вещах Жаме?
— Ах, миссис Росс, простите, что вас потревожил. Меня зовут Томас Стеррок, из Торонто. Адвокат.
Он протягивает руку, и я пожимаю ее. Он склоняет голову.
— Вы приехали осмотреть его имущество?
Адвокаты, судя по моему опыту, сами никуда не ездят, не вынюхивают в темноте и рук не пачкают. К тому же у них не в обычае изнашивать манжеты и носить дырявые ботинки.
— Нет, я здесь не по службе.
Не соврал. Совсем уж нетипичный адвокат.
— Это личный вопрос. Не уверен, к кому я должен с этим обратиться, но, видите ли, дело в том, что у мистера Жаме было кое-что весьма важное для моих изысканий. Он собирался прислать мне это.
Он медлит, оценивая мою реакцию — прямо скажем, изумленную. Обыскав всю хижину сверху донизу, я не обнаружила ничего, способного заинтересовать кого бы то ни было, особенно подобного человека. Полагаю, будь у Жаме такая вещь, он бы ее продал.
— Ценности это не представляет, — добавляет он. — Чисто академический интерес.
Я сохраняю молчание.
— Наверное, я должен вам довериться, — говорит он с застенчивой улыбкой. — Вы, наверное, сомневаетесь, правду ли я говорю, так что расскажу все с самого начала. Месье Жаме приобрел кусок слоновой кости, примерно такой величины… — Он показывает мне ладонь. — С рукотворными следами на ней. Возможно, этот предмет представляет собой археологическую ценность.
— Вы же назвались адвокатом?..
— Адвокат по профессии. И археолог по призванию. — Он разводит руками. Я озадачена, но он кажется искренним.
— Признаться, я не слишком хорошо его знала, хотя мне очень жаль, что он умер. Это случилось так… внезапно.
Полагаю, слово «внезапно» тоже подходит к случаю.
— Должно быть, кажется странным, что я приехал за этой вещью почти сразу после его смерти, но она действительно может оказаться очень важной. С виду она совсем невзрачна, и будет ужасно обидно, если ее выкинут, просто не зная, что это такое. Вот почему я здесь.
Его взгляд, открытый и несколько неуверенный, совершенно меня обезоруживает. Даже если он врет, я не могу себе вообразить, какую он может представлять угрозу.
— Что вы, мистер Стеррок, — начинаю, — я вовсе не…
Внезапно я обрываю фразу, услышав кое-что еще — шорох камешков на тропинке за хижиной. Я тотчас хватаю стоящую на печи лампу.
— Мистер Стеррок, я вам помогу, если вы поможете мне и сделаете то, что я скажу. Пойдите спрячьтесь в кустах у реки. Ничего не говорите. Если вы останетесь незамеченным, я расскажу вам все, что знаю.
В изумлении он разевает рот, однако движется с впечатляющей для мужчины его лет живостью: в тот момент, когда я заканчиваю говорить, он уже за дверью. Я задуваю фонарь, закрываю и заматываю дверь проволокой, прежде чем скрыться в кустах заросшего сада Жаме. Мысленно я благодарю Жаме за отсутствие садоводческих амбиций: здесь таких, как мы, и дюжина спрячется.
Стараюсь раствориться в кустах и чувствую, как нога погружается во что-то мягкое и мокрое. Шаги приближаются, в руке темной фигуры качается горящий фонарь.
К моему невообразимому изумлению, это Ангус.
Светя себе фонарем, он открывает дверь и заходит в дом. Я жду довольно долго, замерзая в насквозь промокшей туфле и гадая, когда же Стерроку надоест и он выйдет из своего укрытия, предпочтя говорить с вновь прибывшим, а не с безумной женщиной. Наконец Ангус появляется снова и заматывает проволоку на двери. Почти не оглядываясь по сторонам, он шагает по тропинке, и вскоре даже свет его фонаря скрывается из виду.
Вокруг темнота, хоть глаз выколи. Я неуклюже выпрямлюсь, так что трещат суставы, и вытаскиваю ногу из мерзкой жижи. Чулок тоже промок. Отыскиваю спички и не без труда ухитряюсь зажечь фонарь.
— Мистер Стеррок, — зову я, и пару мгновений спустя он вступает в круг света моего фонаря, отряхивая от листьев поношенное пальто.
— Что ж, прямо приключение какое-то, — улыбается он. — Кто он, этот джентльмен, от которого мы прятались?
— Не знаю. Слишком темно, чтобы разглядеть. Мистер Стеррок, я прошу прощения за все это; вы, должно быть, неизвестно что обо мне думаете. Буду откровенной, как вы были со мной, и, возможно, мы сможем друг другу помочь.
С этими словами я отпираю дверь, и снова ужасный запах чуть не валит меня с ног. Если Стеррок это заметил, он неплохо скрывает свои чувства.
Большинство мужей, чьи жены скрываются в сумерках и возвращаются затемно вместе с незнакомым мужчиной, не будут столь обходительны, как Ангус. Это одна из причин, почему я вышла за него замуж.
