— Какая гадость! Она соленая!
— И что? — удивилась Джиллиан, потом принялась ходить вокруг подруг и разбрасывать соль по ковру. — Предпочитаете тратить время на принятие ванны? Или знаете лучший способ очиститься?
Скривившись, Уитни снова сделала глоток и передала стакан подругам.
— Давайте сегодня побыстрее закончим, — предложила Мэг. — Мама меня убьет, если я в половине пятого не буду дома.
Она поспешно заняла свое место напротив Джиллиан, Уитни с Челси расселись по бокам, обозначив остальные углы их квадрата. Когда Джиллиан протянула руку, чтобы коснуться руки Уитни, сквозь приоткрытое окно подул холодный ветер. Когда ладонь Уитни попыталась нащупать ладонь Мэг, свет лампы на ночном столике потускнел. Когда Мэг протянула руку Челси, страницы тетради затрепетали. А когда Челси ухватилась за руку Джиллиан, в комнате стало трудно дышать.
— Какого цвета твой круг? — спросила Джиллиан у Челси.
— Голубой.
— А ваш?
Мэг закрыла глаза.
— Розовый.
— А мой серебристый, — пробормотала Уитни.
— Чистое золото, — сказала Джиллиан.
Теперь все сидели с закрытыми глазами. За прошлый год они поняли: необязательно открывать глаза, чтобы видеть. Подружки не двигались, их разум сосредоточился лишь на этой силе, пока одна за другой разноцветные змеи окружали их, брали в плотное кольцо, запечатывали внутри его.
— Только не это! — вздохнула Делайла, когда Эдди затащила Роя в кухню.
— Только твоих нравоучений не хватало!
Эдди крепче стиснула зубы, когда отец споткнулся о ее ногу и чуть не упал.
— Кого я вижу? — обрадовался Рой, оглядевшись. — Делайлу, самую красивую повариху в Нью- Хэмпшире!
Эдди удалось втолкнуть отца на первую ступеньку узкой лестницы, ведущей наверх в его комнату.
— Хло не безобразничала? — через плечо спросила она.
— Нет, дорогая, — вздохнула Делайла. — Какое там безобразие!
Исключительно силой воли Эдди удалось подняться с Роем по лестнице.
— Папа, может быть, присядешь? — негромко предложила она, подводя его к потертому креслу, которое, сколько Эдди себя помнила, всегда стояло на этом месте.
Она чувствовала запах тушеного мяса, которое приготовила на обед Делайла. Запах просачивался через пол, через нити ковра: морковь, телятина (задняя часть), тимьян… В детстве она верила, что запахи кухни стали такой же неотъемлемой частью ее организма, как кровь и кости. Раньше и ее отец был таким. Но вот уже несколько лет, как он не становится к плите. Неужели он страдает от фантомной боли, как человек, потерявший жизненно важный орган? Неужели он пьет, чтобы заглушить эту боль? Эдди наклонилась к отцу.
— Папа, — прошептала она.
Рой прищурился.
— Девочка моя…
Из ее глаз брызнули слезы.
— Ты должен помочь мне. Закусочная… Там слишком много работы, я сама не успеваю. Мне нужен ты.
— Ох, Эдди, прекрати!
— Просто посиди на кассе. В кухню даже заходить не придется.
— На кассе я тебе ни к чему. Ты просто хочешь, чтобы я был у тебя на глазах.
Эдди залилась краской.
— Неправда!
— Да ладно. — Он накрыл ее руку ладонью. — Приятно осознавать, что кому-то не все равно, что со мной.
Эдди открыла было рот, чтобы произнести слова, которые должна была сказать отцу много лет назад, давным-давно, когда умерла мама, но она была так занята тем, чтобы удержать закусочную на плаву, что не заметила, как отец тонет.
И сейчас ей помешал телефонный звонок. Звонила Делайла.
— Спустись, — попросила она. — Говоришь, плохой день? Это были только цветочки.
— Ты что-то сказал?
Водитель такси встретился с Джеком взглядом в зеркале заднего вида.
— Нет.
— А этот городишко не навевает никаких воспоминаний?
Джек солгал водителю — еще одна ложь в длинной череде других? — признавшись, что не помнит названия города, куда направляется, но дорога № 10 проходит прямо по его середине. Он сказал, что узнает его, как только увидит главную улицу.
Сейчас, сорок минут спустя, он смотрел в окно. Они проезжали по городку, небольшому, но на вид зажиточному, с белой новоанглийской церковью с колокольней. Женщины в сапогах для верховой езды спешили за покупками в магазин. Все это так сильно напоминало Лойал, что Джек покачал головой:
— Нет, не этот.
Ему необходимо было место, где он мог бы хоть ненадолго исчезнуть. Место, где он мог бы решить, как жить дальше. Пойти преподавать — теперь об этом не могло быть и речи. Но учить детей — единственное, что он умел делать. Он четыре года проработал в академии Уэстонбрук. Невероятно большой временной отрезок, чтобы можно было не упоминать о нем во время собеседования на соискание места в любой смежной области. Даже управляющий в «Макдоналдсе» может спросить его о судимости.
Такси ехало по шоссе, и Джек задремал. Ему приснился сокамерник, с которым они работали на ферме. Девушка Альдо часто приезжала в Хейверхилл и оставляла для него в поле настоящее богатство: виски, суп и растворимый кофе. Однажды она уселась голая на одеяло, дожидаясь, пока Альдо подъедет на тракторе.
— Поезжай медленнее, — говаривал Альдо, когда они убирали урожай. — Никогда не знаешь, что найдешь…
— Впереди Сейлем-Фоллз! — разбудил Джека голос водителя.
Большими синими буквами на указателе значилось название городка и сообщалось, что здесь расположен завод «Дункан фармасьютикалз». В центре находился парк, который украшал памятник, сильно накренившийся влево, как будто его протаранили сбоку. Банк, универсальный магазин и городская управа выстроились вдоль парка — все здания аккуратно выкрашены, тротуары очищены от снега. На углу — вот уж нелепость! — стоял старый железнодорожный вагон. Когда такси повернуло, чтобы объехать парк, поскольку движение здесь было односторонним, Джек вгляделся внимательнее и понял, что это закусочная.
В окне виднелась небольшая вывеска.
— Останови, — попросил Джек. — Приехали.
Харлан Петтигрю сидел за стойкой бара перед глубокой тарелкой с тушеным мясом. Поверх галстука-бабочки он засунул салфетку, чтобы не испачкаться. Но вот его глаза забегали по закусочной, метнулись к часам.
Эдди толкнула вращающиеся двери.
— Мистер Петтигрю… — начала она.
Мужчина вытер рот салфеткой и встал.
— Пора.
