холостой ход спускового крючка. Справа треснул первый выстрел, винтовка уже привычно лягнула Лопухова в плечо. Фигурки на дороге падали, укрываясь от пуль, хотя, возможно, кто-то упал и не по своей воле. Вова торопливо опустошил магазин.
— Все, уходим!
Уходили, точнее, убегали, под свист пуль над головой — немецкие пулеметчики старательно обрабатывали обнаруженную позицию противника, пока их камрады обходили ее с фланга. Причем бежать пришлось на юго-запад. Когда первые ветки хлестнули по лицам и телам бегущих, укрыли от возможных преследователей, все дружно повалились на укрытую опавшими листьями землю, хватая иссушенными ртами воздух.
— А ведь если бы ушли на пару минут раньше, накрыли бы нас фрицы, — едва отдышавшись, высказал свое предположение Вова.
— А на двадцать минут — никто бы не накрыл и бегать не пришлось, — у Саньки было свое мнение. — Теперь батальон хрен догоним.
— Если от того батальона хоть кто-нибудь остался, — Вова был полон пессимизма.
— Кто-то обязательно останется, — высказался Белокопыто, — не может быть, чтобы всех разом. Куда дальше, сержант?
— На восток, — решил Акимов. — Только переезд этот чертов обойдем и попробуем добраться до своих.
— На восток так на восток, — согласился Вова.
Об ужасах немецкого плена он был наслышан еще в своем времени.
— Ты командир или кто?
— Ну командир.
— Не ну, а командир. Значит, обязан не только глотку на плацу драть и заставлять лишний час в окопе хрен знает, зачем сидеть, но и вверенное тебе подразделение всеми видами довольствия обеспечивать. Обязан?
— Ну обязан.
— Не ну, а обязан. Так какого же мы третий день, не жравши, по этим лесам болтаемся?
Акимов давно бы одернул зарвавшегося подчиненного, но понимал, что тот кругом прав, а дальше будет только хуже. Позавчера весь оставшийся световой день взвод пытался догнать наши отступающие войска. И вчера тоже. Но не удалось, даже канонада стихла. В самом худшем варианте это могло означать, что фронт рухнул, немцы рванули вперед, а взвод оказался глубоко в немецком тылу. Вслух этого никто не произносил, но думали об этом все. Да и думать было нечего — днем по всем дорогам шли и ехали фрицы, пробирающиеся по лесным тропинкам красноармейцы угнаться за ними, естественно, не могли. Оно бы и ничего, но ночи уже холодные и жрать хочется все сильнее. Местами еще попадалась поздняя осенняя ягода, но это несерьезно.
— Человек может обойтись без пищи три дня, — продолжил свою лекцию Вова, остальные только слушали, но пока не встревали — сил он при этом не теряет. На четвертый начинает слабеть, и организм начинает съедать сам себя. Последствия могут быть необратимыми.
— Ну и где я тебе продовольствие возьму? — не выдержал Акимов.
— Да где хочешь! Ты — командир, у тебя треугольники в петлицах, вот и думай. А харчи подчиненным вынь и полож.
— Хочешь, петлицами махнемся?
— Не хочу. Так какое будет командирское решение?
Где взять продукты и накормить взвод, Акимов действительно не знал и сколько не думал, ничего реально выполнимого в голову не приходило. Ну не учили в полковой школе младших командиров, как накормить подчиненных во вражеском тылу при не очень дружелюбно настроенном местном населении.
— Короче, что ты предлагаешь?
— Можно пустить что-нибудь на обмен, — предложил Вова.
— Например?
Вот тут возникла пауза, ничего подходящего для меновой торговли в тощих вещмешках не завалялось.
— Можно бы лопатки махнуть, — предложил Санька, — толку от них сейчас никакого, только лишний груз, а к своим выйдем — новые дадут.
— Не пойдет, — возразил Белокопыто, — местным они ни к чему. Большие лопаты взяли бы, а малые не возьмут. А возьмут — недорого дадут.
Все вопросительно глянули на Три Процента.
— Война на дворе, — начал издалека Вова, — а на войне оружие и патроны всегда в цене.
— Ты что, — приподнялся Акимов, — оружие хочешь продать? Тебе Родина винтовку доверила, а ты…
— Родина мне доверила ящик с дисками, а винтовку я сам тогда на бруствере подобрал, — возразил Лопухов.
— Сядь, сержант, — охладил командирский пыл красноармеец Молчунов, — рано еще оружие на хлеб менять, но если окончательно припрет, то можно подумать. На кой черт нужна эта винтовка, если нет сил ее таскать?
Молчунов свою фамилию оправдывал на все сто: сам рот открывал крайне редко, а если его спрашивали, то отвечал коротко, чаще всего вообще односложно. Акимов сел, но на Лопухова взглянул волком, хотя понимал, что четверо голодных и злых мужиков при оружии, да еще во время войны с голоду не умрут и то, что предложил Вова, еще не самый худший вариант. Голод — сильное, очень сильное чувство, мало кто может выдержать его и не сломаться, не опуститься, не превратиться в зверя. Еще неизвестно, как он сам поведет себя через пару дней.
— А может, ночью наведаемся в ближайшую деревню, по погребам пошарим, — предложил Санька.
— Грабежа, мародерства и продажи оружия не допущу, — упрямо заявил сержант.
— Может, купим? — спросил молчаливый.
— А деньги? — поинтересовался Вова.
— Деньги есть.
Молчун залез в свой мешок, вытащил посеревшую тряпицу, развернул и явил на свет несколько разноцветных купюр.
— Откуда? — поинтересовался Вова.
— На заводе расчет перед призывом получил, а потратить негде было.
— Живем! — обрадовался Санька.
— Не спеши, — осадил его Белокопыто, — сейчас это только фантики. На кой они местным?
— Деньги, они и в Африке деньги, — встрял Вова. — Будет у нас жратва. Чтоб я этих совков колхозных не обул?
Лопухов решительно сгреб деньги и пихнул себе в карман.
— Ну, где тут ближайшая деревня?
— Уверен?
— Точно, — подтвердил Санька. — Дом справный, под железом, загон большой, сарайки всякие. Крепкий хозяин.
Как ни сильны были муки голода, а с ходу врываться в первую попавшуюся на пути деревню не спешили и уже около часа вели наблюдение за крайним домом. От него до леса всего метров двести, да и путь шел не через чистое поле, можно было подойти не привлекая внимания.
— Если крепкий — такого и опустить не грех, — решил Вова.
— А сможешь? — засомневался сержант.
— Да я его на пальцах разведу!
— Смотри, осторожнее там, — предупредил Акимов. — Может, все-таки возьмете винтовки?
