— Смотри! Она же настоящая стерва. Бросил бы ты ее!
— Брошу.
— Нет, я серьезно… Я не хотел тебе говорить… Но ты понимаешь, Оленька мне жаловалась, что Катька к ней приставала…
— В каком смысле?
— В каком… В прямом. Она говорила, что мужики ее вообще не интересуют — она с ними только ради денег. А на самом деле ей еще со школы нравятся длинноногие брюнетки с маленькими титьками.
— Так и сказала?
— Так и сказала…
— Вот сука!
— Брось ее…
— Ты еще до Москвы не долетишь, а я ее брошу…
— Слушай, а с чего начать… Галине Дорофеевне?
— Начни с выполнения супружеского долга… Прямо в прихожей!
— Смешно сказал, — улыбнулся Гена, и у меня снова появилась надежда вырвать кредит у «АЛКО- банка».
…Катерину я застал в убранном номере. Она сидела на диване и накручивала телефонный диск. Я вырвал у нее аппарат и с размаху ударил по лицу так, что она пискнула.
— Поняла, за что?
— Поняла, — прошептала она.
— Если ты позвонишь Аристову домой и не дай бог что-нибудь скажешь его жене, тебе конец. В прошлом году здесь акула сожрала девицу. Во всяком случае, ни ее, ни акулу так и не нашли. Поняла?
— Поняла, — кивнула Катерина и улыбнулась разбитыми губами.
— Спим в разных комнатах! — приказал я. — Если хочешь, могу вызвать для тебя проститутку — брюнетку с длинными ногами и маленькими титьками!
— Как скажешь, Зайчуган…
17. Ледышка
Утром, когда я зашел в ее комнату, Катерина старательно зашивала мою разодранную рубашку, выброшенную вечером в мусорное ведерко.
— Прости меня! — еле слышно проговорила она.
— Никогда. Дай сюда иголку!
— Зачем?
— Дай!
Она нагнулась, перекусила нитку и протянула иголку. Я взял теплое жальце, попробовал пальцем острие и выкинул в окно.
— Почему? — удивилась она.
— Не твое дело. Когда-нибудь поймешь.
— Я понимаю: мы расстаемся. Ты меня теперь обязательно выгонишь. Аристов для тебя важнее. Но я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Конечно, я много о тебе знаю, но ты можешь быть абсолютно спокоен…
— А я и так абсолютно спокоен. Это ты теперь переживай и оглядывайся!
— Зачем ты меня пугаешь? Я виновата перед тобой. Я сорвалась. Наверное, это какая-то болезнь, вроде наркомании. Я тебе никогда не рассказывала, но у меня это давно. Я даже пыталась разобраться, когда это началось. Если бы надо мной в детстве кто-нибудь издевался или растлевал, тогда все было бы просто и понятно. Но с меня все пылинки сдували. Даже на злого учителя ничего не свалишь: учителя меня обожали! Я долго копалась в себе, даже к врачу ходила — и вспомнила, когда это началось. В восьмом классе. Отца отозвали из Парижа в Москву — и я стала ходить в школу рядом с домом. Мы тогда жили в самом конце Ленинского проспекта. Понимаешь, в Париже у меня было очень много школьных друзей…
— Антуан, например…
— И Антуан, и много еще… А тут я попала в совершенно незнакомый, злой, живущий по своим законам и не принимающий меня детский мирок. Наверное, я и сама виновата, потому что с глупой гордостью к месту и не к месту демонстрировала свой французский и фыркала, когда другие мямлили у доски. В классе были две девочки, которые мне сразу понравились, — Валя Обиход и Нина Назарова. Подружки. Они даже на переменах под ручку ходили. И знаешь, поначалу они меня как будто приняли… Но потом был новогодний вечер — и я вырядилась, как дура, во все лучшее… Мне, конечно, мать должна была подсказать, что так нельзя, что это воспримут как вызов (в магазинах-то тогда ничего не было!), но моя мамочка в ту пору крутила роман с одним синхронистом, и ей было не до меня. В общем, я вырядилась… Учительши потом еще месяц мои парижские тряпки обсуждали. А он весь вечер танцевал только со мной!
— Кто — он?
— Ван Вей. Он был по отцу китайцем и учился в десятом. Родители его работали в цирке — жонглировали, и он после школы собирался в цирковое училище. Это было в нем самое интересное, потому что выглядел он совершенно невзрачно — щуплый и желтый. Но именно в него влюбилась до потери сознания Валя Обиход. Нина Назарова была у нее поверенной и даже своего рода парламентером — выясняла у Ван Вея, как он к Вале относится. Обычные среднешкольные глупости. В этом возрасте, сам помнишь, все в кого-то влюблены…
— А ты?
— Я — нет. Не успела. В тот новогодний вечер Нина отправилась выяснять, почему Ван Вей не приглашает танцевать Валю, а он сказал какую-то гадость и снова пригласил меня. Так я стала врагом. У Вали оказались хорошие организаторские способности — и скоро весь класс стал относиться ко мне уже не равнодушно, а враждебно… Ты знаешь, что это такое, когда ты входишь в комнату и на тебя устремляются тридцать пар ненавидящих глаз? Тогда я решила наказать ее. Ван Веем… Напросилась как-то к нему домой — и это было отвратительно. Даже по моим нынешним представлениям, он был очень испорченный мальчик. К тому же у него были плохие зубы… Не менее отвратительным оказался и язык — он обо всем рассказал приятелям. И старшеклассники специально заглядывали, чтобы посмотреть на меня. К счастью, отца вскоре отправили в Брюссель — и мы уехали. Но перед отъездом я отомстила. Я написала любовную записку Нине Назаровой от его имени, подделав почерк и подложив ее на перемене так, чтобы нашла бумажку Валя. И они поссорились. Страшно. Как умеют ссориться только лучшие подруги или лесбиянки. Даже подрались! И знаешь, когда они, визжа, на глазах у всего класса таскали друг друга за волосы, я вдруг почувствовала ледяное искрящееся счастье вот тут, в этом месте!.. (Катерина положила руку на живот.) Потом счастье погасло, а лед остался… Даже не лед, а ледяной истуканчик, требующий постоянных жертв… С этого все и началось…
— А зачем ты мне все это рассказываешь?
— Чтобы ты понял… Знаешь, иногда мне казалось, что ты именно тот, кто меня вылечит. Я это почувствовала, когда мы начали прыгать с тобой вместе… Я ждала, что вот сейчас эта ледышка внутри меня растает. Навсегда. И я стану как все — верной, доброй, покорной, рожу тебе ребенка. И буду любить ребенка — за тебя, а тебя — за ребенка… Думаешь, легко ненавидеть всех, кто…
— Всех?
— Всех, кроме тебя.
— А меня, значит, ты любила?
— Нет.
— Почти любила?
— Нет. Почти не ненавидела… С тобой мне было лучше, чем с другими…
— Спасибо за откровенность. Ты улетаешь сегодня?
— Нет.
— У тебя здесь дела? Ты еще не всех стравила и рассорила?
— Нет, просто я перед отъездом хочу прыгнуть с парашютом. Брайен нашел замечательный аэродромчик, прямо посреди кукурузного поля…
