наверное, на мирных людей, неведомыми превратностями войны занесенных в этот тихий город над Вартой.
Не подстерегают их больше опасности на каждом шагу. И Юнона — не командир, не радистка при исполнении служебных обязанностей. И рядом — не боец ее группы, а просто друг, Федька, Соловей, все так же не спускающий с нее открытого и радостного взгляда. Им — по двадцать. И весь мир принадлежит только им. Там, во вражеском тылу, они по жестоким законам войны не имели права на любовь. А теперь?.. Разве сдержишь чувства, подобные ветру в кронах тех деревьев, что шумят над ними?.. Кто посмеет осудить их за любовь, когда идет война против ненависти?..
Эти звездные ночи, этот душистый ветер, предвещающий раннюю необыкновенную весну...
В разведотделе началась подготовка. Пока еще не было известно, где, в каких краях предстоит им выполнять новое задание. Изучали обстановку и в Германии, и в Австрии, и в Чехословакии.
Наконец Павлов назвал: Чехословакия, район города Млада Болеслав, расположенного на ближних северо-восточных подступах к Праге. Места эти называют Чешским Раем.
— Сам не видел, но по рассказам и книгам знаю: Чешский Рай — чудо природы. — Полковник очерчивал на карте треугольник. — Сто двадцать квадратных километров причудливых скал, которые поднялись у реки Йизеры посреди долины, называющейся Золотым поясом земли чешской... Скалы отвесные, местами неприступные, с обрывами на полторы сотни метров. С доисторических времен в скальных пещерах было прибежище людей. И сейчас, как нам известно, в Чешском Раю укрываются сотни советских военнопленных, бежавших из лагерей.
Другой офицер уточнял ориентиры:
— Чешские коммунисты будут встречать вашу группу в районе горы Мужски, одной из главных вершин в самом центре Чешского Рая, вот здесь. С их помощью войдете в тесный контакт с местным населением. Привлечете к работе и бывших военнопленных.
Готовили больше месяца. Уже наступил март. Брызнула трава.
С каждым днем, с приближением часа вылета на задание Юнона испытывала все большее волнение. Уже знала, что у нее будет ребенок. Сказать или утаить? А вдруг отчислят ее из разведки? Все что угодно, только не это!..
Прислушивалась к н е м у, неведомому, такому маленькому, но уже властно распоряжавшемуся ею. То бросит в жар, то в холод, то — как назло, во время тренировки за рацией — все вдруг поплывет перед глазами... Не решилась признаться и Федьке: а если проговорится?..
Последний сбор. Напутственные слова полковника. Суровое лицо его стало добрым, отцовским. Сколько таких, двадцатилетних и сорокалетних, довелось ему отправлять за линию фронта. И сколько из них не вернулось...
— Будьте дружны. Будьте мужественны. Счастливого вам пути и возвращения с победой!
Павлов задерживает свой взгляд на радистке. Очень бледна. Отводит глаза. Смущается? Или боится? Не может того быть: умело и отважно выполняла предыдущие задания.
Если бы знал полковник истинную причину этой бледности, тут же скомандовал бы: «Выйти из строя!»
7
Штурман ошибся всего на четыре минуты. На земле эти минуты обернулись в двадцать километров, в четыре дня пути. Какого пути!..
Все же добрались они до Чешского Рая, а потом, рассредоточившись на маленькие группы, спустились со скал в долину — высматривать, собирать сведения, передавать.
Юнона что ни ночь проводила на новом месте: укрывалась в школе деревни Льготице, в селе Стражиште, в Бжезине, у мастера-каменотеса Ветизслава. В доме каменотеса — чаще всего. Сопровождал ее Соловей. Ее верный телохранитель.
Дом каменотеса и его мастерская располагались у самого шоссе. По другую сторону усадьбы проходила линия железной дороги. Великолепный наблюдательный пункт. Гитлеровцы — в десятке метров. Их машины сновали по шоссе, частенько останавливались у ворот, солдаты заходили попить, а то и отдохнуть во дворе и в доме.
Юноне и Соловью хозяин отвел маленькую комнату на втором этаже. Когда нужно было натягивать антенну, сам забирался на плоскую крышу.
В мастерской рабочие обсуждали последние события на фронте.
— Где сейчас русские?
Мастер едва сдерживал желание показать на потолок: «Здесь они, над головой!»
Жена Ветизслава заприметила:
— Ой-ой, что-то наша гостья все к моченым яблочкам тянется, к кисленькому! И тяжелеть стала...
А Федя все ничего не замечал. Тогда она сама, решившись, сказала. Предупредила:
— Если кому-нибудь в группе сболтнешь, умру!
Он готов был кричать всем и каждому: «Люди! Я скоро буду отцом! Сын у меня скоро родится!» Но помнил клятву, только шептал, уткнувшись в ее плечо. Поднимал голову с сияющими глазами:
— Как он там, Виталька?
Почему-то уже решил, что непременно будет сын — и даже имя придумал. Виталий... Она не возражала. Прислушивалась к тому таинственному, что происходило в ней. Говорила:
— Толкнулся... Ножкой, наверное..
— Уже скоро! — ликовал Соловей. — Наш Виталька родится, когда наступит мир. Мы поедем к нам в Донбасс, в нашу Владимировку. У нас там такие степи! И вишни! Скоро они уже зацветут. Ты видела, как цветут вишни? Белые облака — прямо по земле!
Уж она-то знала, какие бывают по весне сады. Но молчала, только улыбалась.
— У меня такая хорошая мама, как она обрадуется тебе и внучонку!
Свою мать, Екатерину Филипповну, Федя вспоминал часто. Юнона поверила: свекровь должна быть доброй, коль у нее такой сын. «Свекровь...»
— Мой батя на фронте, мы с ним вместе ушли в сорок третьем, когда Красная Армия освободила Донбасс. И Колька, старшо?й братень, тоже ушел. Остались меньшие, Володька и сестренка Лида. Вот сколько у тебя теперь родни! А уж по второму кругу, по третьему — считай, вся деревня! И все они будут любить тебя!
Хорошо. Они поедут в его Донбасс. А потом она увезет Соловья в Балаклаву. Разве есть на всем белом свете место лучше ее Золотой балки?..
Будущая мирная и бесконечно счастливая жизнь казалась ей реальной и уже совсем близкой.
Фронт стремительно приближался. Гитлеровцы отступали, отходили на запад. Разведчики работали в полную нагрузку. Юнона и второй радист едва успевали передавать сведения. Центр благодарил за важность разведданных, за оперативность.
Командир собрал всю группу на базовом пункте, в деревне Засадка, в доме участника движения Сопротивления коммуниста Йозефа Янечка. Оба «Северка» приняли сообщение: в три часа ночи 9 мая Германия подписала акт о полной и безоговорочной капитуляции.
Знали, что это неминуемо, ждали, а все равно были потрясены. Значит, мир? Это утро — утро мира!..
Но знали и другое: гитлеровский генерал-фельдмаршал Шернер собрал бронированный кулак, несколько танковых и эсэсовских дивизий и бросил их на восставшую Прагу. Чешская столица взывала: «Красная Армия, нам нужна помощь! На нас со всех сторон наступают немцы!..»
К Праге устремились танковые армии Рыбалко и Лелюшенко, операцию по спасению города взял под свое руководство командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев. С ходу форсировав Огржу и Влтаву, советские танки преградили группировке Шернера путь на Прагу. Разведчики одними из первых узнали, что утром 9 мая гвардейские танковые армии их фронта вступили в спасенную чешскую столицу.
