о губительных последствиях вмешательства человека в устройство земной коры, той самой, где еще столь много таинственного. В частности, некоторые говорят, что земная кора сильно остывает и уже совсем- совсем скоро, буквально через несколько миллионов лет наш земной шар изнутри совсем замерзнет, зато снаружи его вовсю будут жарить сквозь широкую прореху озоновой дыры ультрафиолетовые лучи обнаглевшего солнца. Другие утверждают, что это совершенно не так. Лава, наоборот, закипит в результате спонтанных ядерных процессов, накапливающихся в радиоактивном земном ядре, и вся наша планета превратится в один сплошной вулкан Эйяфьятлайокудль. ПОГИБНУТ ВСЕ вне зависимости от людской нравственности, от того, кто где прописан, к какой партии принадлежит, сколько у него денег. Потому что ИСПАРЯТСЯ ВСЕ.
Гдов поежился.
— Нет, все-таки это очень хорошо, когда человек сам управляет теплом собственного дома, а не ЖЭК, ДЭЗ, РЭУ или государство, которое очень любит, когда это слово пишут с большой буквы. Раньше вот печки топили дровами и углем даже в Москве, не говоря уже о «до самых до окраин». Теперь вот новь везде пришла в сирые жилища россиян. Везде водяное отопление. Холодно тебе — сделай потеплее, жарко — убавь накал тепла, заглуши батарею водяного отопления дополнительным краном или регулятором, — громко сказал он.
Гдов знал, о чем говорил. Ведь у него такая батарея была, даже несколько штук чугунных батарей водяного отопления было у него, оснащенных хоть и не регуляторами, но все же дополнительными кранами. Потому что у него имелась дача в диких лесах Подмосковья, а в той даче — система ОГВ, где все устроено очень просто: природный газ по цене 2 руб. 38 коп. 1 куб. м голубого топлива нагревает специальный водяной эмалированный котел отечественного производства, сделанный в городе Жуковский Московской области. От котла идут трубы к чугунным батареям водяного отопления. При поднесении спички к запальнику эмалированного котла дом по мановению его владельца погружается в тепло. И хозяин дома уж не зависит в данный момент ни от кого — ни от ЖЭКа, ни от ДЭЗа, ни от РЭУ, ни от государства, которое очень любит, когда это слово пишут с большой буквы.
Правда, однажды на московскую землю пришла суровая зима, и сторож их дачного поселка Борис, по национальности калмык, которого Гдов нанял за умеренную плату, чтобы тот раз в день заходил посмотреть, горит ли еще «голубой огонек» или уже потух, этот сторож, вопреки национальным обычаям своего народа, запил и с места работ навсегда исчез, его потом никто и никогда больше не видел.
Поэтому когда Гдов после долгого отсутствия явился веселый на дачу, пробравшись сквозь снеговые заносы, то встретили его тишина, холод дома, разорванные морозом стальные трубы в местах их сочленения с батареями водяного отопления, дохлые замерзшие мыши на крашеном полу, расколотые льдом унитаз и фаянсовая раковина.
Глупость, глупость и еще раз глупость! Гдов вспомнил, в какую копеечку обошлась ему нерадивость сторожа, который получал от него все только хорошее в виде, например, денег, и так разволновался, что не мог больше работать и в этот уже день.
1. Превратится ль когда-либо наша Земля в один сплошной вулкан Эйяфьятлайокудль? Во что когда- нибудь превратится наша Земля?
2. Что такое ЖЭК, ДЭЗ, РЭУ, государство? Чем они отличаются друг от друга?
3. Противоречит ли запой национальным обычаям калмыцкого народа? Чьим национальным обычаям не противоречит запой?
4. Куда, интересно, мог исчезнуть нерадивый сторож? Нет ли в этом имени «Борис» скрытого намека на известное государственное лицо, еще совсем недавно, буквально десять лет назад, управлявшее нашей страной? Действительно ли 1 куб. м голубого топлива стоит 2 руб. 38 коп.? Не является ли клеветническим утверждение, что государство очень любит, когда это слово пишут с большой буквы?
5. В конце концов, будет ли когда-нибудь на Земле осмысленная жизнь? Или все мечты о наилучшем устройстве — патология!
Глава XXI
БЕСПРЕДЕЛ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему жестокости окружающего мира при смене общественно-исторической формации тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза неокрепшей демократией, про которую традиционно считается некоторыми злопыхателями, что она не является превалирующей для российского менталитета. Дескать, все русские — рабы, им демократии не надо, они свободу путают с волей.
Гдов традиционно задумался об Иване Грозном, он же Иван IV, о Петре I, прорубившем окно в Европу (не дверь), о царе Александре II Освободителе, которого взорвали террористы, о швейцарском эмигранте Ленине, окончательно пустившем локомотив огромной страны под откос, о его верных учениках — Гитлере, Муссолини, Геббельсе и о «чудесном грузине» по прозвищу Гуталин, он же «эффективный менеджер». О Льве Давидовиче Троцком, которого Гуталин ухайдокал до смерти палкой по голове, борясь за власть у корыта. А мог бы, кстати, и Лев Давидович Иосифа Виссарионовича той же палкой отоварить, да не сложилось, «не срослось», как нынче выражаются не только уголовники, но и многие другие креативные граждане обновленной невиданными переменами России.
И тут ему попался на глаза свежий номер какой-то газеты, где было написано, что некто Александр М., старший следователь одного из управлений Следственного комитета, насмерть сбил по пьяни пятидесятидвухлетнюю женщину Софью Федоровну (на «зебре») и за это — дела Твои дивные, Господи! — остался на воле (на свободе?), получив после «предвариловки» всего ничего, два года условно. Бухому убийце, сбежавшему с места преступления, суд, видите ли, «счел возможным назначить такую меру наказания с учетом мнения потерпевшей стороны и раскаяния подсудимого».
— С того света, что ли, это мнение? Какое еще такое мнение, если она там же, на «зебре», и померла, не приходя в сознание? — обозлился Гдов.
А ведь глава Следственного комитета А.Б., лично контролировавший ход расследования, еще полгода назад клятвенно заверял возмущенную общественность, что дело будет «расследоваться объективно и с особой тщательностью». Что ж, «пацан сказал, пацан сделал», как выражаются в кругах, близких к власти, но с другой стороны.
И если оценить «с холодным вниманием» не только это конкретное дело, а вообще ЭТО ВСЁ, то можно сделать грубый, скорей всего преувеличенный, но верный вывод: у нас в стране, если ты, конечно, при власти, ты можешь убить кого хочешь, и тебе за это практически ничего не будет.
— Неужели беспредел окончательно накрыл плотным облаком нашу измученную землю? — тосковал Гдов. — И сколько же тогда получит другой раскаявшийся служивый сукин сын, убивший из краденого пистолета в универсаме трех обывателей плюс таксиста-левака? Очевидно, целых восемь лет условно, если власть полагает, что загубленная душа обходится начальнику в два несуществующих года отсидки (2 года х 4 = 8 лет).
И это при том, что простые мужики парятся под следствием вовсе не полгода, как этот самый М., и вовсе не за убийство, а за всякую херню, не совместимую по масштабу с лишением живущего человека жизни. Да, несовместимую, даже если мужик мало-мало чего-нибудь спер или спер чего побольше.
— Своими глупыми и развратными действиями власть сама себе создает оппозицию, а потом на оппозицию же и гневается, — продолжал размышлять Гдов. — Неужели умные люди, которые, несомненно, присутствуют в любой власти, не понимают, к чему это ведет и чем это может закончиться? Или тоже исповедуют слоган «День, да наш», широко распространенный все в тех же кругах, близких к власти, но с другой стороны? Или это все им выгодно? — вопрошал Гдов неизвестно кого.
И так разволновался, что не мог больше работать и уже в этот день.
1. Рабы ли мы?
