собирает нужные нам растения… И ведь что удивительно, владеет чуть ли не дюжиной языков… Ну и прямо скажу, сочувственно относится к нашему делу».
Через несколько лет, в июне 1932 года, Бахарев оказался свидетелем встречи, которую он подробно описал:
«…К дощатой, почерневшей от времени беседке, возле которой остановился Мичурин, подошла группа мужчин. Гость оказался не один. С ним были вице-президент академии Александр Степанович Бондаренко и директор Сельхозгиза… Николай Иванович взял с собой сына Олега, мальчика лет двенадцати, в пионерском галстуке, в кепи, с фотографическим аппаратом…
Иван Владимирович и Николай Иванович, тепло улыбаясь, с радостными восклицаниями пожимали друг другу руки как старые добрые друзья… Иван Владимирович пригласил гостей на скамью, находившуюся в прохладной тени мощных кустов японской сирени… Я мыслил встретить в Вавилове сухого, чопорного, недоступного ученого. Но Николай Иванович, которого я видел впервые, удивил меня своим на редкость гармоничным сочетанием прекрасных манер и простоты в обращении, что как-то сразу располагало к нему и создавало атмосферу теплоты и сердечности.
Весь остаток дня мы сопровождали Мичурина и гостей по всем уголкам живой «зеленой лаборатории»… Показал Иван Владимирович президенту и свои сорта винограда, и абрикоса, и миндаля — этих южан, прекрасно акклиматизировавшихся под холодным небом Тамбовщины…
Николай Иванович взял плодик вишни, выдавил каплю сока и, посмотрев на нее перед лучом солнца, воскликнул:
— Рубин! Истинный рубин… — дегустируя с восторгом плоды этой вишни, Николай Иванович теплым взором окинул Ивана Владимировича и потом озабоченно заговорил:
— Если бы мы могли выполнять заказы народного хозяйства на выведение нужных сортов всех сельскохозяйственных растений, как это делаете вы, Иван Владимирович, мы в одно десятилетие оставили бы далеко позади селекционеров Западной Европы и Соединенных Штатов Америки. Размножайте эту вишню как можно скорее и как можно больше…
С экспериментальной базы Научно-исследовательского института в Селекционно-генетическую станцию имени И. В. Мичурина мне пришлось ехать в старомодной обширной и спокойной коляске с Николаем Ивановичем и его сыном Олегом. По дороге Николай Иванович расспрашивал меня о здоровье Ивана Владимировича, о его бытовых нуждах и просил в затруднительных случаях обращаться прямо к нему.
К вечеру второго дня пребывания в Козлове Николай Иванович перед возвращением в Москву снова посетил Ивана Владимировича… Иван Владимирович принял гостей в своей рабочей комнате.
— Все, что я видел в молодых садах, питомниках, экспериментальных участках, в лабораториях, в музее радует тем, что мудрый прогноз Ленина о громадном государственном значении ваших работ, Иван Владимирович, сбывается…» — сказал Вавилов. И, как всегда, когда хотел показать ценность какого-то учреждения, добавил, что Козлов «станет Меккой для селекционеров всего мира».
Сохранилось немало и других свидетельств о дружбе двух растениеводов. По просьбе Вавилова американские семенные фирмы посылали Мичурину нужные ему семена и посадочный материал. В библиотеке Ботанического института АН СССР в Ленинграде я видел экземпляр второго тома мичуринских «Итогов полувековых работ». На титульном листе характерным почерком Ивана Владимировича выведено: «Многоуважаемому президенту Академии сельскохозяйственных наук СССР академику Николаю Ивановичу Вавилову на добрую память от автора — И. В. Мичурина. 8 апреля 1933 года».
Последний раз Вавилов приехал в Мичуринск в сентябре 1934 года. Город вместе со всей страной праздновал шестидесятилетие научной деятельности знаменитого плодовода. Медь оркестров, галстуки пионеров, яркие костюмы гостей с Украины, Кавказа и из Средней Азии сливались с золотом и багрянцем плодоносных садов. Вечером 20 сентября в городском театре состоялось чествование великого садовода. Первое слово от имени двух академий произнес Вавилов: «Академия наук и мы, научные работники, все мы гордимся иметь в своей среде Ивана Владимировича Мичурина. Его подвиг показывает, как надо жить и как надо работать». Слова о том, что Мичурин достоин быть в среде членов Академии наук СССР, не случайно прозвучали в тот день. Через несколько месяцев, первого июня 1935 года, в протоколе общего собрания Академии наук СССР появилась запись: «Непременный секретарь доложил заявление двенадцати действительных членов Академии наук об избрании в почетные члены И. В. Мичурина». Первым подписал заявление Вавилов. Он же составил его текст. Вечером того же дня состоялось тайное баллотирование кандидатуры нового академика. Мичурин был избран почетным членом АН СССР сорока голосами. Против голосовало четыре человека.
Неделю спустя, 7 июня 1935 года, Мичурина не стало. Все газеты страны опубликовали траурное сообщение. На следующий день в «Правде» вышла статья Вавилова. Называлась она кратко — «Подвиг». Крупнейший биолог-теоретик Советского Союза не только высочайшим образом оценил подвиг Мичурина- практика, но и воздал должное мичуринскому теоретическому наследию. «Его труд проникнут материалистической философией, и многие положения его совершенно оригинальны. Во всех своих трудах Мичурин зовет к самостоятельности, к творческой работе».
Такова правда об отношениях между Вавиловым и Мичуриным. Казалось бы, из приведенных фактов мудрено сделать вывод о том, что Вавилов — «антимичуринец». Но нашлись люди, которые заявили тем не менее, что хотя Николай Иванович и не был личным врагом Ивана Владимировича, но он противник, враг теоретических принципов Мичуринской селекции, а посему…
Проверим и это обвинение.
Обращаясь к молодежи, восьмидесятилетний старец, призванный мастер селекции Иван Мичурин, призывал молодых исследователей спорить с ним, а если у оппонентов есть свои собственные проверенные наблюдения, то, не стесняясь, опровергать его, Мичурина, взгляды. В этих словах весь Иван Владимирович — человек труда, собственными руками добывающий факты науки, с достоинством и симпатией глядящий навстречу новому поколению.
Спорить с учителями — великая традиция науки. Физиолог Клод Бернар оспаривал теории горячо любимого своего руководителя Мажанди, хирург Николай Пирогов опровергал своих предшественников в хирургии, Леон Орбели далеко не во всем соглашался с великим Павловым. Старая академическая формула «просят возражать», которой пользуются в научных журналах для того, чтобы разжечь дискуссию, могла бы послужить эпиграфом к истории любой науки. Позволительно даже утверждать, что только в противоборстве с прежде установленными истинами и развивалось от века человеческое знание. Больше того. Именно несогласные, упрямцы, готовые подвергнуть проверке любой тезис предшественников, достигли в науке более всего.
Вавилов был из упрямцев. В книге английского естествоиспытателя Р. Грегори, которую он отредактировал и снабдил предисловием, приведены слова, с которыми он, несомненно, был солидарен: «Прогресс заключается в поправках, вносимых в предыдущие исследования. Вот почему так важна для прогресса науки критика». Чувство критики не покидало Николая Ивановича при общении с самыми знаменитыми исследователями. Обучаясь в Англии, он высказывал свое несогласие с Дарвином, исписывая обложки и поля книги великого биолога весьма резкими замечаниями. Даже любимый учитель Вильям Бэтсон не избег нелицеприятной критики дотошного ученика. По поводу одной из последних бэтсоновских статей Вавилов со всей откровенностью заявил: «Мистер Бэтсон, как говорят в Туркестане, «кончает базар» и уже потерял то свойство, которое особенно нужно в научной работе: «жизненную подвижность»…» Короче: в научных спорах Вавилов на лица не взирал. Его принцип на этот счет, очевидно, состоял в том, что научный анализ, научная проверка должны быть тем строже, чем крупнее открытие. Открытия селекционера Мичурина относились к весьма значительным. И Николай Иванович несколько раз давал требовательный и доброжелательный анализ творчества садовода.
Особенно обстоятельно изложил Вавилов свое мнение в статье «Праздник советского садоводства». Он проследил три последовательных этапа, которые прошел Мичурин от первых неудачных экспериментов до полной победы своего метода. После того как длительная акклиматизация южных сортов не оправдала себя, Иван Владимирович обратился к отбору сеянцев, взращенных из семян лучших, опять-таки, южных сортов. Снова неудача. Только после этого он понял, что продвинуть плодоводство на север нельзя без скрещивания южан с северянами и без дальнейшего жесткого отбора.
Крупнейшая заслуга Мичурина, по мнению Вавилова, состояла в том, «что он, как никто в нашей
