Правда, в последнее время царь алан стал требовать с хазар за военную помощь немыслимо большую плату серебром.
Нынешнего царя алан звали Урдуре. Иосиф был женат на его родной сестре. Их отцы после долгой войны решили скрепить заключенный мир брачным союзом. Впрочем, царь алан, потерпевший поражение от хазар, без особой радости отдал в жены Иосифу свою красавицу-дочь.
Урдуре в ответ на просьбу Иосифа о помощи стал упрекать того в трусости, мол, Иосиф бежал из Итиля, бросив жену и детей. Прекрасная Таурзат, сестра Урдуре, теперь мыкается в плену у русов, а ее супруг являет собой жалкое зрелище, выпрашивая помощь у бывших данников.
– Допустим, я дам тебе войско, но как ты им распорядишься? – с нескрываемой издевкой молвил Иосифу Урдуре. – Что станешь делать ты, проигравший Святославу все сражения и бежавший от него сюда, в царство алан? Надо признать, твой отец был более умелый полководец. Слава хазар закатилась вместе с его смертью.
Иосиф был вынужден терпеть заносчивую грубость Урдуре, сознавая, что из всех оставшихся союзников самым сильным, без сомнения, остается царь алан. Урдуре тоже выставил условие Иосифу. Он должен вызволить из плена свою жену и детей, причем сделать это как можно скорее. Аланы пойдут за Иосифом только тогда, когда Таурзат предстанет перед своим царственным братом.
Джафар, военачальник арсиев, предложил Иосифу дерзкий замысел нападения на Итиль. Вряд ли Святослав оставил в Итиле большой гарнизон, рассуждал Джафар. Можно войти в Итиль под видом печенегов и застать русов врасплох! В случае удачи Иосиф вызволит из плена свою семью, захватит сокровища кагана и еще отберет из рабынь и местных свободных женщин триста красавиц для лакской знати.
Иосиф недолго колебался. Если Удача не идет в руки, значит, ее надо хватать за хвост! В отряде Иосифа было около пяти тысяч всадников.
После того, как засевшие в Семендере хазары отбили все приступы осаждающей город славяно-печенежской рати, Святослав прислушался к совету тех своих воевод, которые предлагали вести подкоп под стену Семендера. Святослав, не выносивший долгих осад, ходил мрачнее тучи. Не столько затянувшаяся осада тяготила его, сколько ворчание той части дружины, которая полагала, что Семендер можно и не брать, благо добычи, взятой в других городах, с лихвой хватит и русичам и печенегам.
Все в окружении Святослава были уверены, что сила хазар иссякла окончательно. Мужество хазар при защите Семендера было мужеством отчаяния, ибо хазары после всех недавних поражений более похожи на зверя, загнанного в угол. Союзники отвернулись от хазар, данники им больше не подвластны. Потому-то гонцы, прибывшие на ладье из Итиля к Семендеру, повергли в оторопь воевод Святослава своим известием. «Хазары ворвались в Итиль и учинили там страшную резню! Убито много славянских купцов, их жен и слуг. Пало много воев из дружины Перегуда. Сам Перегуд ранен стрелой. Русичи заперлись в крепости на острове и взывают о помощи. Враги бесчинствуют по всему городу!»
Медлить было нельзя. Если хазары перебьют дружину Перегуда, тогда они захватят все богатства, взятые русами в этом походе.
Идти на выручку Перегуда вызвался хан Куря. Он пообещал Святославу привести свою конницу в Итиль за три дня. Святослав знал, что в орде Гилы разводят лошадей лучших степных пород, которые хоть и неказисты с виду, зато необычайно резвы и выносливы.
Когда конный отряд Кури затерялся в степной дали, кто-то из воевод попенял Святославу, мол, зря князь доверился Куре, от которого можно ожидать чего угодно. Куря необычайно храбр, но при этом он еще и вероломен. Вдруг Куре придет в голову мысль присвоить себе всю военную добычу русичей. Ратники Перегуда вряд ли смогут помешать в этом Куре, у которого впятеро больше воинов. О том же шептались печенежские ханы, которым показалось подозрительным рвение Кури. За просто так Куря никогда не рискует своей головой. После долгих терзаний и раздумий Святослав на другой день велел Сфенкелу поспешать к Итилю во главе трех тысяч конных дружинников.
Подкоп, который русичи вели под стену Семендера в течение нескольких дней, хазары сумели обнаружить с помощью охотничьих собак. Осажденные прорыли встречную штольню, заложив в нее подожженные бочки с шерстью и куриным пухом. Густой едкий дым заполнил подземный ход, вынудив русичей прекратить земляные работы. Когда бочки прогорели, хазары забили подземный проход камнями, скрепленными жидкой глиной. Русичи принялись рыть другой подземный тоннель, желая преодолеть своим упорством стойкость осажденных.
Воины Святослава тянули подкоп четыре дня, на пятый в подземелье хлынула вода из крепостного рва. Потолок проходившего подо рвом подкопа оказался недостаточной толщины, и вода размыла его, быстро заполнив подземную пустоту. Рыть новый подкоп Святослав запретил.
Тем временем вернулась дружина Сфенкела. Сфенкел поведал Святославу, что ворвавшихся в Итиль хазар было не так уж много. Их возглавлял каган-бег Иосиф. Отряд Иосифа пробыл в Итиле всего несколько дней. Хазары разграбили те сокровища, которые воины Перегуда не успели перенести в цитадель на острове. Иосиф освободил свою жену и детей, коих Перегуд держал под стражей во дворце кагана. Все награбленное воины Иосифа погрузили на верблюдов. Уходя из Итиля, хазары захватили с собой больше четырехсот молодых женщин, как рабынь, так и свободнорожденных.
Конница Кури вступила в Итиль на другой день после ухода хазар. Куря без промедления устремился в погоню за Иосифом, отряд которого ушел в сторону Кавказских гор. Еще через день в Итиле объявилась дружина Сфенкела.
– Я не стал преследовать хазарского царя, – сказал Сфенкел Святославу. – Полагаю, Куря настигнет его и без меня, ведь кони у него быстрые, а хазары обременены награбленным добром и пленницами.
– Зачем Иосифу понадобилось столько пленниц, ведь они сильно замедлят движение его отряда? – Святослав вопросительно посмотрел на Сфенкела.
Сфенкел пожал плечами, не зная, что сказать.
Странное, приятное лихорадочное состояние, не покидавшее Иосифа с того самого дня, когда он наконец-то обнял свою жену, вызволенную им из плена, это состояние не очень помогало ему трезво мыслить и рассуждать. Военачальники говорили Иосифу, что в их положении лучше всего идти на Дон в крепость Саркел. На Дону печенегов нет, а в прикумских степях на печенегов запросто можно наткнуться. Военачальники не хотели рисковать захваченной в Итиле добычей в сражении с печенегами. Но Иосиф рвался во владения алан, только в союзе с аланами он сможет победить Святослава! Царь алан посмел оскорблять Иосифа, обвинял его в малодушии, пусть теперь Урдуре посмотрит в глаза Иосифу, рядом с которым будут стоять его жена и дети, отбитые у русов.
Степные травы стлались под копыта коней, которые уносили Иосифа, как ему казалось, прочь от бед и несчастий, за этой дерзкой победой обязательно последуют другие. Иосиф все-таки ухватил Удачу за хвост! Теперь он не выпустит ее из рук!
На стоянках, утоляя голод черствыми лепешками и плохо прожаренным мясом, Иосиф обдумывал возможности заключения союза с ширваншахом и картлийским царем, в его голове складывались хитроумные планы окружения русов в горах, нападения на стан Святослава объединенным войском хазар, гузов, алан, лакцев и лезгин.
Когда до реки Кумы оставалось уже недалеко, на отряд Иосифа вдруг обрушились печенеги. Степняков было очень много. Они возникли из туманной дали на рассвете, разбившись на несколько отрядов, как при облавной охоте. В стане Иосифа все только-только пробудились от сна. Слуги еще не начали навьючивать верблюдов. Раздумывать было некогда. Надо было спешно уходить, бросив всю добычу и пленниц. Военачальники подступили к Иосифу, настаивая, чтобы он внял их советам. О битве с печенегами нечего даже думать, нужно спасаться бегством!
Слова военачальников привели Иосифа в ярость. Отдать проклятым печенегам взятые в Итиле богатства и пленниц – это значило похоронить надежды на союз с лакцами и лезгинами, на создание сильного войска из различных кавказских племен. Иосиф заявил, что будет сражаться не на жизнь, а на смерть! Прозвучал сигнал к битве. Иосиф приказал гузам охранять стан, а сам повел хазар и арсиев против печенежской орды.
День выдался жаркий. Небо густо синело; в парном знойном воздухе, напоенном запахом сухой земли и степных трав, не ощущалось ни дуновения ветерка.
