Однажды я подумал, что надо бы поменять род занятий Подумать-то подумал А предпринять ничего не смог Затем я подумал, что давно бы пора поменять место жительства — На Париж, например, Нью-Йорк тот же Да и Лондон неплох Подумать-то я подумал А вот предпринять ничего не смог Я подумал, что давно пора поменять свое материальное положение и достаток Пора стать богаче Очень, очень богатым А кто может чего возразить? Никто Подумать-то я подумал Но предпринять ничего не смог Я подумал, что пора бы поменять и имя Чтобы все эти несуразицы, происходили не под моим именем, а под чьим-либо другим Например — Ганс, Уатцриор, Назианзин Подумать-то подумал Но ничего реального не предпринял Затем я подумал, что пора бы поменять эту глухую человеческую оболочку Чем насекомое хуже? — да ничем Я даже однажды испытал нечто подобное Да вот не до конца Хотя и серьезно обдумывал возможности подобного Затем, и меня можно понять, я стал думать о том Как бы вообще изменить собственное агрегатное состояние Ну, обратиться, к примеру, паром, дымом, фракцией, каменным-угольным пластом, графитом, алмазом Подумать-то я подумал Но практически ничего для этого не предпринял Затем я и вовсе подумал Что если уж так получается, что не получается что-либо изменить в себе Так, может, изменить все окружающее Подумать-то я подумал Даже попытался предпринять кое-что Но такое вялое и невразумительное Что, понятно, и не имело никакого результата Затем, сохраняя определенную логику и последовательность Я подумал, что надо бы изменить весь ближний космос, да заодно и хаос Просто я подумал и понял, что они подлежат полному изменению Я подумал и почти смог Но в последний момент произошло что-то непредвиденное И я в результате не смог И уж затем я подумал, что если все это сотворено кем-то, не будем его здесь называть То изменению подлежит именно этот кто-то Тем более что подобное удавалось и не раз Подумать-то я подумал Но потом я подумал: собственно, все изменения и задаются в своей специфической полноте самим актом подумывания Типа: ну, подумай меня! подумай меня измененным! подумай меня длящимся вечно после изменения! и потом не подумай меня! Вот это-то как раз и есть то самое 
Большая часть времени моего пребывания в Японии пришлась на Саппоро — эдакая японская Америка. В том смысле, что остров освоен совсем недавно — где-то около столетия назад. И осваивался он по прямым прогрессивным американским образцам и с использованием буквального наиновейшего на тот момент американского опыта. Хоккайдским императорским наместником были приглашены многие американские инженеры и ученые, которые в немалой степени способствовали культивации этих диких мест — прокладывали дороги, основывали университеты, откапывали различные ископаемые, обучали население первичным и самым необходимым знаниям европейской санитарии и научного знания. Не знаю, насколько это являлось первой необходимостью тогдашней Японии, но императорскому наместнику было виднее. Да и сам великий император не возражал. Они же, американские энтузиасты, потакаемые к тому благосклонностью властей и собственным неизбывным американским оптимизмом, закладывали парки и сады, сооружали промышленные предприятия, изучали неведомых экзотических многорогих животных и зверей с двойным или тройным рядом мелких бритвенно-острых зубов. На многих углах разросшегося ныне до 4,5 миллионов населения Саппоро можно увидеть мемориальные доски с длинными лосеподобными европейскими лицами, но с японскими надписями и текстами, впрочем, про европейские заслуги и подвиги на новообретенной японской земле.
До той же поры холмистый и суровый Хоккайдо заселялся местными племенами айну и Японии не принадлежал. Интересно, что и доныне, когда по центральным каналам передают, скажем, телевизионный прогноз погоды, то про все остальные, основные территории говорят:
Погода в Японии завтра такая-то… —
И затем следует: На Хоккайдо же погода эдакая.
