изможденной плотью в мечтаниях о красавице, подобной золотому солнцу. Теперь же, когда я достиг истока блистательного соединения с ней, не выпущу из рук ее подола...
В течение месяца целыми днями я пропадал у того старца, просил и молил, сватался к бесценной жемчужине и в конце концов сказал ему:
— Жизнь невечна. Ты уже стар и слаб. Не сегодня — завтра покинешь сей мир. И тогда дочь твоя попадет в другие руки. Может, он окажется недостойным человеком и что же хорошего будет в этом? Ты желал мне добра, давал советы и наставления, заботился обо мне, уговаривал, но я не отказался от своего и согласен испытать все муки, которые падут на меня на пути соединения с любимой. Лучше всего, если ты возьмешь меня к себе рабом. А если согласишься поехать со мной, и того лучше.
Старец ответил мне на это:
— О юноша! Позволь мне подумать еще и эту ночь и посоветоваться с дочерью.
В ту ночь я не находил себе места от радости. На следующий день пошел к старцу и нашел его больным. Я сел у изголовья и спросил о самочувствии.
Он сказал:
— Вчерашние слова твои оправдались сегодня. Видимо, настает конец моей жизни. Так что дочь свою я вручаю тебе с условием, что не отдалишь ее от меня и будешь всегда интересоваться моим положением. Когда я закрою глаза и отвернусь от этого мира, сделай все необходимое, а потом — воля твоя.
Владыка! Это условие я принял как большое одолжение. Старец проболел еще неделю, я от души прислуживал ему. Когда он скончался, Муборак, накинув на девушку чадру, привел ее ко мне. Я занялся устройством дел с покойником. После их завершения я вошел в комнату и хотел упасть к ногам красавицы. Муборак на языке, который девушка не понимала, сказал мне:
— Послушай, такой-то, опомнись! Малик Садык делал тебе наставления именно насчет этого. Ведь это же вероломство, вспомни об этом. Сейчас самое время оказаться мужчиной и не терять самообладания. Ты, злодей! Не вздумай сделать то, что превратит в ничто и перечеркнет все перенесенные нами трудности и мучения...
Я, опустив голову, отошел в сторону, нанизал жемчужины слез на ресницы и с сердечной болью сказал:
Владыка! Несколько дней я провел в слезах и стенаниях. Наконец я рассказал Муборак все, что у меня было в мыслях. Выслушав меня, он вздохнул и сказал:
— Жаль, не дорожишь ты своей головой. Жаль, что перенес я столько мук ради тебя... Эй, юноша, опомнись, не обрекай себя на черные дни! Ты не тот, кто сумел бы спасти свою жизнь от малика Садыка. Давай безо всякого вероломства отвезем девушку в добром здравьи к малику Садыку и попросим его оставить ее тебе.
Видя, что он твердо стоит на своем, я замолчал и забился в угол. Жестокосердый чернокожий, хотя и видел, как сильна моя любовь, натянул себе на лицо маску бездушия. Чем сильнее была моя любовь, тем непроницаемее делалось лицо этого бессердечного чернокожего. Дело дошло до того, что он запретил мне видеть красавицу.
Но тяжелее всего было то, что луноликая не знала о положении дел. Иногда, удивляясь, она спрашивала об этом Муборак. Муборак же ее успокаивал, говоря:
— Если будет угодно Аллаху, когда достигнем страны Чин, устроив праздник и украсив город, проведем пышную свадьбу и-шахзаде станет твоим мужем.
Муборак очень торопился, но я упрашивал его остаться здесь еще на два-три дня. Я дорожил каждым мигом. Наконец, когда просьбы и уговоры не помогли, я сказал Муборак:
— Я отказываюсь от власти в Чине и женитьбы на дочери моего дяди. Что бы ни случилось, я останусь в этом городе, и разреши мне соединиться с этой девушкой.
Он сказал:
— Бесполезные мечтания. Малик Садык не оставит тебя в покое. Любым способом он не только захватит, но разрушит этот город. Тогда он подвергнет нас таким бедам, что каждый час мы будем желать смерти. Лучше всего воздержаться тебе от нее, может, малик Садык и отдаст тебе ее.
Я сказал:
— Ох ты, деспот! Разве он откажется от такой красавицы? Муборак сказал:
— Одно знаю: когда малик Садык увидит девушку, возненавидит ее.
Я спросил:
— Почему? Он ответил:
— А вот почему. Когда твой отец приехал к джиннам, они втолкнули меня на середину, стали мучить, шутить и играть со мной. Я пожаловался твоему отцу. Когда собрались ехать во второй раз, он сделал какую-то смазку, наполнил ею бутылку, дал мне и сказал: «Намажь этим свое тело!» Я так и сделал. Джинны из-за запаха возненавидели меня и не приближались ко мне. У меня есть еще немного той смазки. Ею мы обмажем тело девушки, чтобы вызвать у малика Садыка отвращение к ней. А затем я попрошу и заберу девушку тебе.
Этой побасенкой Муборак успокоил меня и начал готовиться в дорогу. Для услуг красавице он купил служанку, а также достал верблюда для их корзин, приготовил и другие необходимые вещи. Итак, мы пустились в путь. В дороге Муборак не выпускал повод верблюда из рук и не давал мне приблизиться к нему. Шли мы три месяца. И вот достигли цветущего луга. Тут до меня донесся шум и гвалт джиннов. Это были посланцы малика Садыка, прибывшие разузнать положение дел и для помощи нам. Малик Садык уже знал, что мы заполучили красавицу. Джинны поздравляли меня и Муборак. А затем сказали нам:
— Малик Садык ждет вас. Если вы согласны, мы мигом доставим вас к нему.
Муборак сказал:
— Я считаю это не нужным. Девушка, увидев вас, может испугаться, и как бы чего не случилось.
После этого два-три джинна отправились к малику Садыку, чтобы сообщить радостную весть, остальные рассеялись по степи и равнине. Девушка ничего не знала о них. Я опять проявил нетерпение и попросил Муборак смазать тело девушки той смазкой.
Муборак сказал:
— Сначала дадим девушке и посмотрим, что она думает об этом.
Когда он объяснил девушке обстоятельства, она начала плакать и рыдать и стала умолять:
— Друзья, в чем я провинилась, что вы вывезли меня из родины, сделали невольницей, а теперь хотите отдать джиннам? Неужели нет в вашем сердце ни капли сострадания! В брачную ночь я не смогла вынести вида джиннов...
Слова девушки вызвали сострадание в сердце Муборак. Но делать было нечего. Он стал всячески уговаривать и успокаивать нас и смазал тело красавицы тем маслом. Но разве уговорами можно успокоить сердце влюбленного?
День прошел таким образом. Ночью, когда Муборак уснул, я тихонько подошел к красавице и, склонившись к ее ногам, стал просить и умолять ее.
