Якут, автор многотомной географической энциклопедии, не знающей себе равной среди памятников средневековой географической литературы всего мира.
«Не думаю, — пишет Якут, — чтобы в мире были где-нибудь обширные земли шире хорезмийских и более заселенные, при том, что жители приурочены к трудной жизни и довольству немногим. Большинство селений Хорезма — города, имеющие рынки, жизненные припасы и лавки. Как редкость, бывают селения, в которых нет рынка. Все это при общей безопасности и полной безмятежности».
«Не думаю, — говорит он в другом месте, — чтобы в мире был город, подобный главному городу Хорезма по обилию богатства и величине столицы, большому количеству населения и близости к добру и исполнению религиозных предписаний и веры».
А свидетельство Якута, объехавшего значительную часть мусульманского мира, достаточно авторитетно.
Мы видели ирригационные сооружения эпохи великих хорезмийских шахов. Особенно ярко они могут быть прослежены в районе «земель древнего орошения» юго-западного Хорезма — в бассейне огромного мертвого канала Чермен-Яб. Этот канал, являющийся продолжением современного канала Газават, в раннем средневековье, в афригидское и мамунидское время, доходит только до города Замахшара (современное городище Змухшир).
В XII веке этот канал проводится далее в глубь пустыни на 70 километров, достигая развалин Шах- Сенем, вокруг которых раскинулась обширная сельскохозяйственная область с обильными памятниками того времени.
Интенсивно развивается жизнь на орошенных землях бассейна Гавхорэ. Окрестности развалин крепости Кават-Кала представляют собой великолепно сохранившийся памятник этой эпохи. Это целый мертвый оазис, эффектные руины целого «рустака», тянущегося от развалин Джильдык-Кала до Кават-Кала и далее к северу примерно на треть расстояния между Кават-Кала и Топрак-Кала.
Это тянущаяся на 15 километров вдоль сухого русла Гавхорэ полоса такыров шириной 2–3 километра, сплошь покрытая бесчисленными развалинами крепостей, замков и неукрепленных крестьянских усадеб, разбросанных среди прекрасно сохранившихся планировок средневековых полей, оконтуренных полосами каналов распределительной и оросительной сети.
На непосредственно примыкающей к Кават-Кала полосе площадью 8 квадратных километров нами зарегистрировано свыше 90 крестьянских усадеб. Если мы сравним по степени заселённости рустак крепости Кават-Кала с афригидским рустаком Беркут-Кала, где на площади 35 квадратных километров расположено около 100 усадеб, то мы убедимся в том, что густота населения возросла примерно в четыре раза.
Возвышение империи Хорезмшахов, намечающееся уже в XI веке, охватывающее XII век и достигшее наивысшего расцвета к началу XIII века, не похоже на историю образования предшествующих, а частью и последующих феодальных восточных империй.
Это не результат молниеносного движения полчищ конных варваров-кочевников, как арабский халифат, государства сельджукидов и караханидов. Это не результат военного переворота, переносящего центр ослабевшей империи в новое место, как было с государствами саманидов и газневидов.
Это итог длительного, медленного процесса «собирания земель» вокруг определенного центра экономического и политического тяготения. Расцвет Хорезма в начале XIII века стал возможен благодаря тысячелетней культуре народа, который с необычайным упорством отвоёвывал земли у пустыни, строил оросительные каналы, владел передовой для того времени строительной техникой, имел прекрасно обученное войско, защищавшее интересы своего государства.
Хорезм выступает перед нами в X–XII веках как естественный центр тяготения кочевых племен Средней Азии, как форпост переднеазиатской мусульманской цивилизации в гузской и кипчакской степи. Города Хорезма ведут широкие торговые операции со степью.
Хорезмийские купцы связаны с кочевниками тесными узами, обеспечивающими безопасность торговли. Арабский путешественник ибн-Фадлан пишет:
«И не может ни из мусульман приехать в их страну, пока не назначат ему из их среды друга, у которого он останавливается и привозят ему из страны ислама одежды, а для жены его покрывало, немного перца, проса, изюма и орехов. Таков же и тюркский обычай: если он выезжает в ал-Джурджанию (Ургенч) и спрашивает о своем госте, то останавливается у него, пока не уедет (обратно)».
Мангышлак и нижняя Сыр-Дарья, связанные тесными экономическими связями с Хорезмом, первыми входят и в сферу политической его гегемонии.
Однако этим дело не исчерпывается. Хорезм X–XII столетий выступает перед нами как важнейший центр экономических связей между странами халифата, с одной стороны, и обширными пространствами Восточной Европы и Западной Сибири — с другой.
Арабские авторы отмечают многочисленные хорезмийские колонии в городах Хорасана и на севере — в землях хазар и булгар.
Так, ал-Истахри говорил: «Они (хорезмийцы) более всех жителей Хорасана рассеяны по чужим местам и более всех путешествуют».
Характерно, что особое стремление хорезмийдев к дальним торговым экспедициям подчеркивается и более ранними источниками. В истории династии Тан мы читаем такую характеристику хорезмийцев эпохи арабского завоевания:
«Среди всех западных варваров это единственный народ, который запрягает быков в повозки; купцы ездят на них в отдаленные страны».
По данным иби-Фадлана, в X веке значительная колония хорезмийцев была в Булгаре, Почти целиком из хорезмийцев состояла в том же X веке большая мусульманская колония в Итиле — столице Хазарии.
Но Хорезм возвышается среди стран Востока не только как экономический и политический центр, где скрещиваются интересы многих цивилизованных народов. Он занимает также выдающееся место как центр науки и культуры стран древнего Востока.
Мы мало знаем о науке домусульманского, античного и афригидского Хорезма. Но внимательный анализ памятников материальной культуры позволяет утверждать, что уже тогда точные и естественные науки достигли в Хорезме высокого уровня развития: точные каноны архитектурных пропорций, тщательные строительные расчёты, грандиозные ирригационные сооружения, невозможные без скрупулёзной нивелировки местности, описанные Бируни Хорезмкйский календарь и детальная астрономическая терминология, богатство и разнообразие минеральных красок в росписях Топрак-Кала, великолепное античное стекло оттуда же — всё это было бы невозможно без развитая геометрии, тригонометрии, астрономии, топографии, химии, минералогии. Далекие путешествия хорезмийских купцов, о которых единогласно свидетельствуют арабы и китайцы, были бы невозможны без развития и накопления географических знаний.
И когда позднеафригидский Хорезм входит в систему арабского халифата, его учёные сразу занимают выдающееся, пожалуй, самое выдающееся место среди создателей так называемой «арабской науки» — арабской по языку, ставшему своеобразной восточной латынью, — а на деле созданной учёными Ирана, Закавказья, Малой Азии, Средней Азии, впоследствии Испании.
Уже к концу VIII — началу IX века относится жизнь и деятельность признанного основателя «арабской» математики и математической географии — хорезмнйца ибн-Муса ал-Хорезми. Его имя до сих пор живет в известном математическом термине «алгорифм» (общее решение любой математической задачи). От одного из слов заглавия математического трактата ал-Хорезмй «ал-Джабр» произошло название алгебры.
Ал-Хорезми — не только математик, но и астроном, географ и историк — занимает крупный пост при дворе аббасидского халифа ал-Мамуна. Общепризнано, что в его трудах осуществился тот синтез индийской алгебры и греческой геометрии, который лежит у истоков современной математической науки. Но было ли это только индивидуальным творчеством ал-Хорезми? История античной и афригидской культуры Хорезма, давшая такие убедительные доказательства в найденных нами памятниках культуры, позволяет утверждать, что ал-Хорезми силен не только своим личным математическим гением, но и тем, что он опирался на многовековую традицию хорезмийской математики, выросшей на почве практических потребностей ирригации, путешествий, строительств и торговли, С этой-то зрелой хорезмийской математической наукой познакомил ал-Хорезми полуварваров-арабов, а затем, в латинских переводах, и европейский учёный мир.
