Разговор на комитете казался ему слишком простым, как будто собрались друзья и беседуют. А он ждал — его спросят: «Готов ли ты, Емельянов, отдать Родине силы и жизнь?» — «Готов. Да».
И, словно угадав его мысли, Анатолий Лаврентьевич в раздумье сказан:
— Каждый на своем месте служит Родине. Изобретателем… Это, брат, хорошо! Наших изобретателей знаешь?
— Конечно!
Саша с гордостью назвал десятки любимых имен.
Коля Богатов покраснел от удовольствия: ему нравился этот смышленый, живой паренек с открытым взглядом и застенчивой улыбкой.
Но трудное впереди. Разбирается ли мальчонка в политике?
— Емельянов, у нас есть страны-друзья? Страны народной демократии знаешь?
Коля задал еще несколько вопросов и облегченно вздохнул: Емельянов отвечал уверенно, смело, толково.
— Ты и художественную литературу читаешь?
Расцветая от дружеских взглядов, Саша бойко и охотно стал перечислять: «Человек-амфибия», «Человек-невидимка», «Остров Сокровищ», «Борьба двух миров», «Приключения…»
В памяти Саши хранился огромный запас интересных названий, но, заметив смущение Коли, он остановился, стараясь понять, в чем ошибся.
— Нет. Я не про то, — объяснил Богатов, который так же, как Саша, знал все фантастические и приключенческие романы. — Я спрашиваю, ты такие книги читал, в которых… ну, понимаешь… про борьбу или комсомол рассказывается… про революцию?
— А! — догадался Саша, радуясь, что и это он знает. — Например, «Как закалялась сталь»? Конечно! Или «Молодая гвардия». Я люблю Сергея Тюленина. Их везли на расстрел. Сергей знал, что погибнет, и перед смертью освободил одного. Зубами разгрыз на руках его узел. Вот — товарищ!
Саша замолчал. Несколько мгновений в комнате было тихо.
Таня Измайлова поднялась.
— Ты хочешь высказаться? — спросил Коля Богатов.
— Нет… да… Я только хотела сказать… Саша был хорошим пионером. Его надо принять в комсомол.
Богатов обернулся к учителю. Тот молча кивнул.
— Ну, расскажи биографию.
Саша готовился к сегодняшнему собранию. Он не мог предугадать многих вопросов, но этот вопрос был неизбежен. И сколько ни обдумывал Саша ответ, как ни перебирал свое прошлое, он так и не вспомнил событий и фактов из своей личной жизни, которые могли бы составить его биографию.
Он мог бы рассказать не о себе, об отце. Отец погиб на фронте. Его посмертно наградили орденом.
Но Саша ничего не успел рассказать.
Раскрылась дверь, вошел директор.
— Как раз обсуждаете Емельянова?
— А что, Геннадий Павлович? — вставая, удивленно спросил Богатов.
— Емельянова срочно требует мать. Отпустить можете или нет?
Богатов в нерешительности посмотрел на Сашу.
— Собственно говоря, о нем ясно все. Емельянов, биографию расскажешь на общем собрании.
— Поторопись, — распорядился директор.
Саша вышел из комнаты и помчался вниз по лестнице.
Мама ждала в вестибюле. Она держала наготове его шубу и шапку.
— Скорей!
У подъезда стояла машина. Саша был взбудоражен, взволнован собранием, в нем еще не остыло возбуждение, но все же, садясь рядом с мамой, он оглянулся по сторонам — не видит ли кто из товарищей, как важно они сейчас покатят на автомашине «Победа».
Ребят на улице не было, и только Юлька с заиндевевшими на морозе волосами стояла у школьной решетки. Саша знал, что Юлька будет хоть до ночи дожидаться Кости Гладкова здесь, у решетки, даже если ей грозит опасность превратиться в ледяную сосульку.
— Юлька! Все в порядке! — крикнул Саша, помахав ей рукой.
Едва ли она услыхала.
Машина переулками вышла на шоссе и понеслась, набрав полную скорость. Вот уже по краям дороги замелькали темные ели с белыми сугробиками снега на широких лапах-ветвях.
— Все в порядке? — ласково переспросила мама.
На ней была надета ее дорожная шапка-шлемик, надвинутая почти до самых бровей, кожаное пальто, туго перехваченное поясом. Саше нравилось, когда мама надевала кожаное пальто и свой шлемик, — в этом костюме ее можно принять за путешественницу или даже за летчицу. Никто и не подумает, что она просто врач.
Как легко и спокойно у Саши на сердце! Как будто нечаянно, он притронулся щекой к маминому плечу и стал торопливо, бессвязно рассказывать о сегодняшнем пестром, тревожном и радостном дне. Мама слушала молча, лишь повторила несколько раз:
— Хорошо! Хорошо!
Машина ехала теперь высоким сосновым бором. Солнце косыми лучами освещало сосны. На их прямых стволах лежал красноватый, неспокойный оттенок, точно зарево дальнего пожара.
Саша вдруг вспомнил, что скоро расстанется с мамой.
— Надолго? — спросил он, увидев ее рабочий чемоданчик в ногах.
— На три-четыре дня.
— Трудная операция, мама?
— Как всегда. У меня не бывает легких операций, Сашук.
Мама сняла перчатки и, закинув руки, поправила на затылке под шлемиком волосы. Обыкновенные руки — с длинными, довольно тонкими пальцами, на которых всегда очень ровно и коротко подстрижены ногти. Из года в год эти руки совершают одну и ту же работу. Мама оперирует опухоли на мозговых оболочках. Научно-исследовательский институт часто посылает ее в командировки. Саша привык к маминым отъездам.
Но сегодня очень не хотелось расставаться. Посидели бы вечером вместе!
— Сашук, — говорила мама, — экстренный вызов, я не успела даже заехать домой, не предупредила Агафью Матвеевну. Не спорь ты без меня с ней, Саша! Довольно вам воевать! И, кроме того, условие: до моего приезда никуда не ходи, только в школу. Ну, можно к Гладковым…
— Знаю! — буркнул Саша, у которого, едва ему начинали ставить условия, сразу портилось настроение. Долго его будут воспитывать?
Мама молча посмотрела на мальчика удивленным и чуть похолодевшим взглядом.
— Что ты, мама? — смутился он.
— Пора тебе, Саша, знать: у меня на сердце должно быть очень спокойно, чтоб я могла хорошо работать.
Лес кончился. Машина вылетела в открытое поле. Вдалеке, на горизонте, неясно обозначились очертания больших, блестящих на солнце птиц. Это был аэродром. Мама взяла Сашину руку в свою.
— Делай хорошо операцию, — пробормотал Саша.
Ему стало не по себе. Он искоса поглядывал на маму. Она сидела неподвижно и прямо, и в ее серых, широко открытых глазах Саша читал ту строгую сдержанность, по которой всегда узнавал: маму ждет трудное дело.
— Не беспокойся за меня, — сказал он.
— Постараюсь, — тихо ответила она.
Машина остановилась возле самого аэродрома. Они вышли, кто-то встретил маму и поспешно повел ее через вокзал.
Мама на ходу обращалась то к провожающему, то к Саше:
