приклеившую ее к берегу, и дальше действительно сама с легкого уклона заскользила на лед бухты. Ватага перешла к соседнему кочу, нажала – и тоже с первой попытки столкнула с места. К тому моменту, когда утренние лучи осветили горизонт, команды уже торопливо забирались на палубы. Хотя Егор никак не понимал: зачем? Ведь суда пусть и не находились на берегу – но все равно на воду спущены не были, стояли на льду.
– Поднять паруса! – закричал Трескач, направляясь к кормовому веслу. Местоположение кораблей его, похоже, ничуть не волновало.
Егор открыл рот… И тут же закрыл, вспомнив, что на коче обещал во всем слушаться кормчего.
Поморы тем временем потянули канаты, разворачивая на мачтах белые полотнища. Те тут же выгнулись под порывами попутного ветра, скрипнули – скрипнул и лед под днищем. Коч качнулся, зашипел полозьями, заскользил по жалобно трещащему припаю, стал неожиданно резво разгоняться. Берега бухты поползли назад, корпус пару раз подпрыгнул на низких торосах, высек бортом белую крошку из стоящей торчком льдины, выскочил из бухты в открытое море, буквально долетел до края ледяного поля и с плеском врезался в пологую длинную волну.
Игнатий тут же переложил руль, уходя в сторону, медленно двигаясь вдоль кромки льда. Дождался, когда с припая на воду соскользнут остальные корабли его полярной эскадры.
Операция «отчаливания» прошла без накладок, и кормчий снова резко повернул прави?ло, ловя ветер и обгоняя остальные корабли, уводя их за собой в открытый океан, долгой пологой дугой поворачивая к западу.
Не успел Егор прийти в себя после столь фантастического способа отчаливания поморских судов, как они удивили его еще одной потрясающей способностью.
Оказалось, что все они отапливаются!
Не целиком, конечно же, однако в носовом отсеке, в сужающихся вперед помещениях для команды, имелась самая настоящая, сложенная из камня и хорошо промазанная глиной добротная печь с выходящей наверх трубой из выдолбленного дубового ствола. В печи можно было готовить горячую пищу, что в студеном море само по себе казалось чудом, возле нее можно было сушить промокшую одежду, отдохнуть в тепле после вахты на обледенелой палубе… В общем – настоящее сокровище!
Каютка на носу была небольшой, рассчитанной всего человек на десять – а потому ватажникам удобствами пришлось меняться. Четыре десятка – вольготно наверху, под ледяным ветром и солеными брызгами, остальные, стиснувшись, как кильки в банке, в тепле. А потом – наоборот.
Игнатий Трескач на море чувствовал себя куда увереннее, нежели на берегу: стоял, словно вросший в палубу, широко расставив ноги и пропустив прави?ло под мышкой, поглядывая то на небо, то по сторонам и ничуть не беспокоясь по поводу того, что берег давно скрылся за горизонтом, а на пути то и дело встречаются обширные ледяные поля, обсиженные ленивыми тюленями.
– Не заблудимся? – осторожно поинтересовался у северянина князь Заозерский.
– Дальше берег – меньше скал, – не моргнув глазом, ответил помор. – Коли-то ветер не переменится, завтра к полудню-то влево повернем. Там и посмотрим.
Океанский маршрут и вправду давал немалое преимущество: кочи могли идти под всеми парусами даже ночью, не опасаясь наскочить на мель или берег. Корабелы вывесили за корму и на кончики мачт масляные лампады, дабы не потеряться во мраке, и продолжали штурмовать одну волну за другой, которые раскачивали спящие команды словно в гигантских колыбелях.
Егор ушел в каюту уже глубоко за полночь, когда глаза начали слипаться. Ему как атаману выделили гамак, но на завтрак князь получил ту же еду, что и все: кусок тушеной рыбы в соусе из какой-то крупянистой пакости и ковш чуть разведенной вином воды.
Когда он поднялся наверх, кочи уже шли прямо на солнце. Видимо, Трескач решил повернуть к югу раньше, чем вчера намеревался. У штурвала ныне стоял Гагар, борода которого развевалась на ветру, подобно маленькому адмиральскому вымпелу, купец же, поглядывая на горизонт, прокручивал в руках длиннейший пергамент, смотанный в рулон и густо исписанный. Помимо букв на нем имелись и простенькие рисунки в виде темных силуэтов.
Атаман, ничего не говоря, встал к другому борту – не хотел отвлекать занятых прокладкой пути корабельщиков.
Где-то через час Игнатий стал тихонько ругаться себе под нос, но вскоре встрепенулся:
– Вот-то он! – Он указал вперед, где над горизонтом появилась неровная линия с приметным провалом в одном из мест. – Остров Магерё!
Трескач бодро сбежал вниз, в свою каморку, почти сразу вернулся – но уже без свитка, встал к рулю, хлопнув Гагара по плечу:
– Ступай-то, отдыхай.
– Долго нам еще плыть? – поинтересовался Егор.
– Лешшой! Не задавай-то морю таких вопросов, атаман, – покачал головой кормчий. – Сглазишь.
Кочи снова полого отвернули в открытый океан, однако через несколько часов опять приблизились к суше. Кормчий определился с местом, вновь отвернул, на этот раз куда круче.
– Впереди острова, – пояснил он для Егора.
– Ушкуи!!! Ушкуи! – неожиданно закричал кто-то с коча, идущего сзади и немного левее.
Князь быстро подошел к левому борту, оглядывая горизонт, но кормчий оказался глазастее:
– Вон они, сзади, – указал Игнатий рукой. – Без парусов идут, оттого над водой почти не видно.
– Откуда здесь ушкуи? – Егор старательно пялился в указанном направлении, но ничего не различал.
– Нурманы-то, – сладострастно ответил помор, облизнув губы. – Они мыслят-то, торговый караван-то заметили, слишком близко-то к берегу забредший. Подождем немного-то и уйти попытаемся.
– Зачем? – оглянулся на него князь.
– Дабы-то не спугнуть, – ухмыльнулся кормчий.
– Понятно! – Атаман оттолкнулся от поручней и быстро прошел к передней каюте, по пути пиная дремлющих ватажников: – Тревога! К оружию! Подъем! Надевайте доспехи! – Наклонился в люк теплого жилого трюма и крикнул еще раз: – Тревога! Готовьтесь к бою.
О себе Егор как-то не задумался – однако верный Федька сообразил вынести ему на палубу кольчугу, шлем и щит. Вооружившись, атаман прогнал паренька в трюм, велев следить, чтобы никто не отсиделся во время схватки, – но на деле спасая от мечей знаменитых викингов. Кого еще можно застать на длинных и низко сидящих лодках возле побережья будущей Норвегии? Да и не ушкуи это наверняка были, а самые настоящие драккары!
Ватажники, таясь за бортами, через отверстия для слива воды изредка выглядывали наружу, следя за приближающимся врагом. Знаменитые морские разбойники нагоняли пузатые парусники стремительно, как стоячих. Драккаров было всего три, и они явно нацелились на самую соблазнительную добычу: двухмачтовики.
Кочи, отвернув в море, драпали с безнадежной отчаянностью. На корму выскочили поморы с луками, стали пускать редкие стрелы. Нурманы, выставив на нос несколько воинов, прикрылись щитами – и тем самым только лишили себя хорошего обзора.
– Пусть ребята веслами помашут, – улыбнулся Егор сидящему напротив, прижавшись к борту, Осипу Хвосту. – Чем сильнее устанут, тем нам проще.
Его бил мелкий озноб. Хорошо знакомый мандраж перед подзабытым за последние месяцы ощущением огня в крови, вспыхивающего, когда его сабля скрещивается с клинком врага, когда видишь рядом чужое оскаленное лицо, горящие ненавистью глаза и чувствуешь, что скользишь по самой грани жизни и смерти. Перед ощущением безграничного восторга, когда понимаешь, что соскользнул с этой грани, оставшись здесь, по эту сторону бытия. Перед ощущением силы и всемогущества, добываемым в схватке с самой смертью, на полном пределе своих возможностей и воли.
Того самого чувства, ради которого когда-то он ходил на аттракционы, добывая глоток адреналина при падении с «башни смерти» или катании на «американских горках». Но только в тысячу раз более сильного, поскольку в парках ему гарантировали не только немножко страха, но и полную безопасность. Здесь же все было с точностью до наоборот.
Осип улыбнулся в ответ, быстро выглянул в отверстие, тут же отпрянул назад и вытащил меч:
