с вами встречаться.
Дайте руку, приказал Учитель.
Она подчинилась и тут же ощутила могучую силу его личности. Словно некие токи разбежались по ее телу и оно зарядилось энергией.
Теперь посмотрите мне в глаза.
Ее взгляд молил палача о снисхождении. Она уже ни на что не надеялась, но слова Учителя вернули мир в ее душу.
Я заставил вас страдать, сказал он. Ничего, эти страдания необходимы. Я так и буду делать. Это нужно. Духовные роды еще мучительнее, чем физические.
Понимаю, прошептала Сара.
Сейчас я объясню свои слова. Я надеялся, что вы можете их понять. Вы не можете понять.
Действительно, Сара никак не могла понять: того, что она привыкла считать жизнью, оказывается, не существует вовсе. А если и удавалось что-то осмыслить, то ценой неимоверных умственных усилий, да и то лишь теоретически. Но все ее существо бунтовало, противилось подобной теории. Правда, душевная боль, по утверждению Учителя, была предвестницей победы. Он растравлял рану, бередил ее, чтобы не дать Саре погрузиться в идиотическое самодовольство, раствориться в неподлинном.
Учитель объяснил, что заговорил о муже, потому что у натур чувствительных их интимная жизнь гнездилище заблуждений. Он намеренно обратился к ее интимной жизни, чтобы извлечь оттуда заблуждения и безжалостно их развеять. Но согласиться с тем, что она, видимо, никогда не доставила мужу наслаждения, Саре мешало ее невероятное тщеславие, а также недостаточное доверие к слову Учителя и нежелание понять, что вся ее предыдущая жизнь состояла из одних заблуждений. Чтобы она это осознала, Учителю пришлось пуститься в подробные объяснения. Подлинное наслаждение, утверждал Учитель, не имеет ничего общего с тем, что мы так именуем. Истинное наслаждение доступно человеку только в том случае, если в миг утоления страсти он все ясно осознает. Если же его сознание затуманено, то это не наслаждение, а глупость, обман, видимость, собачья свадьба. Сара уяснила, какова тут роль женщины, и поняла, что как женщина она полный ноль. Тут Учитель, видимо, почувствовал, что хватил через край, и решил на сегодня закончить. Он неожиданно сменил тему:
Теперь поговорим о другом, сказал он. В награду за вашу капельку мужества позвольте угостить вас шампанским.
Он принес бутылку «поммери» и два бокала. Разлил вино и завел беседу в совсем другом, шутливом тоне. К ее удивлению, Учитель оказался способен на мягкий юмор. Он вышучивал самых прилежных своих учеников. Сара раньше и не предполагала, что Учителя так забавляют смешные черты прихожан его Церкви. Точно так же, как их с Андре. Впрочем, его болтовня была вполне добродушной, без намека на злопыхательство…
ПОНАЧАЛУ Андре не мог даже вообразить, что Сара заведет любовника. В последние месяцы она общалась только с несколькими прихожанами Церкви. Познакомившись с ними по совету Андре, она приглашала их в гости, ходила к ним сама, и в этом не было ничего странного. Потом она слушала курс современной литературы в Сорбонне. К тому же на ней были все заботы по дому. Короче говоря, все ее занятия были ему известны. И все же со временем у Андре зародились подозрения. Сперва они показались ему нелепыми. Не то чтобы мысль, будто Сара способна завести любовника, его возмущала, но она была мучительной. В конце концов, Сара имеет такое же право на свободный поиск, как и сам Андре. Но ему было обидно, что она скрыла от него подобную перемену в своей жизни. Могла бы хоть как-нибудь намекнуть. Однако есть ли у него повод для подозрения? Много дней Андре мучился этим вопросом, пока ему не пришла мысль обратиться к Теогонову. Андре был прилежным прихожанином Церкви, однако из какой-то бессознательной опаски лишь изредка решался видеться с Учителем наедине. Он был увлечен Учением, но не личностью Учителя. Тот представлялся ему как бы рупором истины, не более. До сих пор «индивидуальность» Теогонова была для Андре как бы растворена в его миссии Учителя. Теперь Андре нуждался в его совете. Он попросил о встрече.
Андре уже не удивлялся чудачествам Теогонова. Не удивило и то, что Учитель принял его не в гостиной с потрясающими стенами, а на кухне, рядом со студией. Для начала Теогонов предложил молодому человеку чашечку кофе собственного приготовления.
Француз не способен сварить настоящий кофе, заметил он.
Затем Учитель поделился с Андре своими соображениями относительно кулинарии: французской, итальянской, турецкой, русской и китайской. Минут двадцать он развивал эту тему. Андре покорно слушал, не смея прервать Учителя. Наконец тот заговорил об Андре. Нет, Теогонов даже не завораживал собеседника, он словно заглядывал ему в душу. Он столь прекрасно был осведомлен о духовных поисках Андре, будто последние полгода тот ему постоянно исповедовался. Он с такой точностью описывал душевную жизнь Андре, словно читал в его сердце, как в раскрытой книге. Да уж, не слишком приятно, когда тебя так раздевают! Андре испытывал смущение. Будто какая-то могучая невидимая рука сорвала с него всю одежду. «Как же он сумел так глубоко меня изучить, недоумевал Андре, ведь не по моим же рассказам на занятиях? Каково же могущество этого человека!»
Теогонов сам первый Андре он не давал и слова вставить заговорил о Саре.
Вы не очень-то ладить с женой в последнее время, верно?
Ну, это уж слишком. Андре не сумел сдержать яростный жест. Он резко ткнул окурок в блюдце, блюдце подпрыгнуло, задело чашку, они упали со стола и разбились вдребезги.
Теогонов рассмеялся. В его смехе было что-то жуткое, хотя он вовсе не напоминал наигранный «сардонический» хохот, которым в театре выражают ненависть или злобу. Пугающей в смехе Теогонова была как раз его умиротворенность.
Все разбиваться в этой жизни, произнес он, отсмеявшись. Но все и склеиваться. Битые черепки выбрасывают. Сейчас между вами и ваша жена что-то разбилось. Вы живете, она живет, оба сами по себе. Каждый искать свое. Бывает, такое неизбежно. Она, вы, каждый стараться глубже познать самого себя. Надо отказаться от всего: от своих чувств, желаний, влечений, эмоций, вкусов. Я посто- янно это твердить, но никто не может понять.
Я попытаюсь, решительно сказал Андре.
Да, да. Но большая разница между попытаться и понять по-настоящему. Истинное понимание штука страшная, распятие. Всегда думайте о кресте. Не о кресте святого Сульпиция, святой Терезы Младенца Иисуса. Нет, не о сладостном, а о жутком, кровавом. Вспомните Евангелие. Жил богатый юноша. Христос велел ему все отвергнуть, он не захотеть. «Распродай все и следуй за мной». Он не захотеть. А вы, ваша жена, вы хотите последовать. Последовать значит познать самого себя. «Познай самого себя, и ты познаешь природу богов». Надпись на Дельфийском храме. Но никто не хочет понимать. Все пытаются, но никто не хотеть по-настоящему. А вы? Чего хотеть вы?
Его голос неожиданно окреп. Последний вопрос отозвался в душе Андре как голос самой природы, словно эхо грозы, разбушевавшейся на горной вершине. Я хочу понять, ответил Андре, сам пораженный силой своего желания.
Я хочу понять. А потом попытаться… нет, вы правы пытается тот, кто еще не одолел сомнения. Я хочу именно понять и пойду до конца.
Теогонов буквально пронзил Андре своим взглядом. Ну и взгляд! Человеку так смотреть не под силу. Никому не доступна подобная мощь. Но и нечеловеческим тот взгляд не был. Это было зеркало, призванное отражать Горний Свет. В говорящем взгляде Теогонова Андре прочел так много, что сразу понял, как ему следовало поступать, вернее, как следовало жить.
Это хорошо. Но действительно страшно. Должен пре дупредить страшно. Если вы не верить, что страшно, самое лучшее отступитесь. Если вы поверить, тогда прекрасно. Так вот, для начала вы покидать ваша жена. Надо расстаться. Не навсегда. Ничего не бывает навсегда. Но надо разлучиться. Вы уезжать, или она уезжать. Она и вы. Так самое лучшее для обоих. Потом вы понимать. Но потом.
Согласен, сказал Андре.
Она примет решение или вы. Это неважно. Необхо- димо одно расстаться. У вас другая жизнь, у нее другая жизнь. Изменение, которое кажется, не настоящее. Ваша жизнь теперь любовь, ласки, чувства, заблуждения. Когда расстанетесь другие заблуждения, у каждого. Лучше больше заблуждений. Одолеешь
