ничтожный, влюбился не по чину и так страдал, что, думал, не доживу до сего дня. Я влачил своё существование, мечтая хотя бы сопровождать её к наследнику престола. Сегодня мы видимся с вами в последний раз. О, какое несчастье!
Всему сегодня конец!
И плач мой
Летит к облакам,
И горькие слёзы
Кровавят мне платье.
Он ничего больше не прибавил, только плакал и горевал без конца.
— Как это горько! — вздохнула Моку. — Я видела, как всё это время вы, питая надежды, старались добиться любви госпожи, но сейчас, когда она въехала во дворец к наследнику, всё стало бесполезным. Ах, не вы один в таком положении. Я знаю, что и многие другие находятся в отчаянии.
Не только у вас
Платье в пятнах багровых.
Многим сегодня
Своих слёз горючих
Никак не унять.
Накаёри ничего не отвечал, только плакал и стенал. Он покинул усадьбу Масаёри и сразу же принял постриг.
Не было ни одной ночи, чтобы Атэмия не входила в опочивальню наследника престола, и не было ни одного дня, чтобы он не появился в её покоях. Она была очень искусна, и наследник часто музицировал вместе с ней.
В то время во дворце наследника служили Пятая принцесса[650], сестра второй жены Масаёри, рождённая императрицей-матерью; дочь левого министра Минамото Суэакира, проживающая во дворце Отражённого света Сёёдэн; старшая дочь правого министра Тадамаса; Насицубо, старшая дочь правого генерала Канэмаса; третья дочь советника Масаакира. Среди них Пятая принцесса и Насицубо, дочь Канэмаса, пользовались особой благосклонностью наследника, но и другие не были обделены его вниманием, и тольку одну, Сёёдэн, которая была и стара, и лицом нехороша, он не любил. Ни у кого не было такого плохого характера, как у этой дамы. И детей у неё всё ещё не было. Теперь же наследник все ночи стал проводить с Атэмия, и если время от времени других дам призывали к нему, он совсем не спешил появиться у себя в опочивальне и до поздней ночи занимался музицированием с Атэмия.
На утро второго дня после въезда Атэмия к наследнику он сказал ей:
— О, если бы ночью,
Когда наконец-то
Тебя я дождался,
Весенний туман
Скрыл вход в Грот небесный![651]
Она сделала вид, что спит, и ничего ему не ответила.
…Прошло некоторое время, и она забеременела.
Как-то Масаёри пришёл в покои Атэмия, и наследник престола велел позвать его к себе. Когда тот явился, он спросил:
— Почему Накадзуми так долго не появляется во дворце?
— Он очень болен и не может прийти во дворец. Я заказываю службы всем буддам и богам, но надежд у меня не осталось, — ответил генерал.
— Как это прискорбно! — воскликнул наследник. — Я ждал, что он проявит себя на службе. Санэтада тоже очень болен. Странно: что вдруг случилось с такими подающими надежды молодыми людьми?
Наступил новый год. На двадцатый день второго месяца пришёлся первый в году день обезьяны, и дамы, служащие во дворце наследника престола, готовили в своих покоях разнообразные угощения для бдения ночью[652]. Атэмия уже давно хотела угостить фруктами придворных и телохранителей наследника престола, и решив, что бдение — прекрасный для этого повод, поручила отцу всё приготовить. Для наследника было приготовлено тридцать серебряных подносов тончайшей резьбы, покрытых позолотой, которые поставили на золотые столики. Утварь была из золота, скатерти — из нескольких слоёв тонкого шёлка с цветочным узором. Было приготовлено пятьдесят коробок для еды из кипарисовика и пятьдесят из простых пород дерева. Коробки из кипарисовика изготовляли супруги наследника престола, а простые Масаёри поручил сделать своим управляющим. Для угощения из усадьбы генерала доставили в десяти коробах из кипарисовика четыре коку риса. На десять столиков из магнолии с ножками из чёрной хурмы поставили круглые деревянные блюда в один сяку и три сун, на которых были красиво уложены горой свежая снедь, сушёная снедь, рыба и моллюски. На столики из магнолии с ножками из османтуса поставили десять бочонков, в которые вмещается один коку вина. Было приготовлено тридцать связок по тысяче медяков для ставок в игре в шашки. На десяти столиках с письменными принадлежностями лежали стопки разноцветной бумаги. В блюдах на ножках и на столиках из цезальпинии лежала бумага, сделанная из коры бересклета, синяя бумага, бумага цвета сосновой хвои, кисти для письма — это было приготовлено для победителей в шашки. В качестве наград были приготовлены женские наряды, штаны из белого полотна.
Когда пожаловал Масаёри с сыновьями, все приготовленные вещи были красиво расставлены в ряд.
От императора прибыли прекрасные фрукты в ажурных серебряных шкатулках; императорский виночерпий прислал вино и с архивариусом, состоявшим одновременно помощником начальника Ведомства построек, велел сказать: «Фрукты, конечно, незатейливая еда. Но я подумал, не сгодится ли на закуску».
От Судзуси было доставлено десять шкатулок из аквилярии, завёрнутых в тонкие салфетки и уложенных в красивые мешки. В шкатулках лежала, однако, не еда, как можно было подумать, а рисовая пудра. От Накатада доставили десять ажурных серебряных шкатулок со смешанными благовониями, в ажурных шкатулках из аквилярии, украшенных изображением журавлей, лежали кисти для письма, золотые тушечницы и черепаховые панцири. Доски для игры в кости, сделанные из аквилярии, украшенные прекрасной китайской парчой, были разделены на клетки золотой и серебряной инкрустацией, в серебряной коробке лежали шашки из белого нефрита и синего лазурита ‹…›; в такие же коробки были насыпаны деньги для ставок, но не медные, как обычно, а серебряные. Когда Масаёри увидел доставленные подарки, он
