Андрей Прусаков
Я – утопленник
Все так тихо, темно под водою, только тина кругом да песок.
Я на ил наступаю ногою и пою этот медленный рок.
Жмется грудь от тоски и от муки, я зубами грызу камыши,
О ракушки порезал я руки, но кругом – ни души!
О-о-о, о-о, я – утопленник!
Точно так же и то, что представляется человеку смертью, есть только для тех людей, которые полагают свою жизнь во времени. Для людей же, понимающих жизнь в том, в чем она действительно заключается, в усилии, совершаемом человеком в настоящем для освобождения себя от всего того, что препятствует его соединению с Богом и другими существами, нет и не может быть смерти.
Часть первая
Мертвец
Я с трудом приоткрыл будто сросшиеся веки и увидел серую прозрачную массу, колыхавшуюся надо мной. Изредка по ней пробегала рябь и, переливаясь, играли сполохи света. Не помню, сколько я смотрел на эту завораживающую картину, пока мелкая рыбешка не проплыла перед глазами.
Я же прыгнул с моста! Воспоминание тряхануло, словно удар тока. Я задергался, в ужасе понимая, что лежу на дне! Тело казалось тяжелым и плохо повиновалось, наверное, из-за разбухшей от воды одежды. Я взмахнул руками, оттолкнулся от дна и всплыл.
Свет резанул глаза. Легкие жадно вдохнули воздух, и я зашелся в долгом, хрипящем кашле. Ноги нащупали твердь. Здесь неглубоко, чуть выше груди. Ветви деревьев склонялись над водой, отбрасывая длинные извилистые тени. Какой-то парк. Глаза щиплет и жжет. Что за напасть: и солнца-то нет – сплошь тучи, а свет невыносимо ярок.
Почему-то не ощущаю холода. А ведь середина июня, купальный сезон не начался, вода холодная. Раздвигая ногами заросли водяной травы и без конца кашляя, я подошел к берегу и стал выбираться на него. Это оказалось непросто. С одежды бежала вода, и глинистая почва вмиг стала скользкой. Чуть не скатился обратно. Вот черт! Ухватившись за ветви кустарника, кое-как выбрался на травку.
Хорошо, что вокруг никого! Идти в мокро-помятом виде я не мог и, прячась за кустами, стал раздеваться. «Вот повезло, – думал я, выжимая штаны, – как же вовремя очнулся! Ведь захлебнуться мог запросто, хотя плавать умею». Внезапный приступ кашля вновь скрутил в дугу. Меня рвало водой и какой- то слизью. Я с отвращением сплюнул на траву жирную черную пиявку. Боже, как эта дрянь попала в рот? Меня вновь замутило, но так происходит со всеми, кто когда-либо тонул. Ничего, просто нахлебался по самые гланды. И эта мерзость в рот заплыла. «Как только жив остался, – подумал я, благодарно взглянув на сумрачное небо. – Спасибо тебе, Боже, спасибо!»
Закончив со штанами и рубашкой, принялся за куртку, предварительно опустошив карманы. Хорошо, что нет документов, а то пришлось бы восстанавливать. Говорят, запаришься… Я посмотрел на истекающий влагой мобильный телефон, подумал: не выкинуть ли? И положил обратно в карман. Крестьянская бережливость, гены. Не могу взять и выбросить дорогую вещь, пусть даже она уже никуда не годится. Попробую разобрать и высушить. Чем черт не шутит: вдруг заработает? Вон Пит рассказывал, в унитаз трубку ронял – и ничего, пользуется… Ключи от квартиры на месте, это хорошо. Ага, деньги! Целых триста мокрых рублей с мелочью. Тоже неплохо. Куда же все-таки меня занесло?
Я огляделся. По реке скользили байдарки, на противоположном берегу прогуливались люди, но гула машин не слышно. Я в парке. Но как тут оказался, ведь прыгал-то с Литейного моста! Ответ напрашивался один: принесло течением. Но, хоть убейте, не помню ничего! Как с Темным разговаривал – помню. Как прыгал – помню. А что дальше… Все даже не в тумане – в полной тьме! Как в «Джентльменах удачи». Вот здесь помню, а здесь – нет. Осознание этого факта наполнило меня ужасом. До сего случая я всегда помнил, где был и с кем. «Да черт с этим всем, – вновь восторженно подумал я, – главное – жив и здоров!»
И бодро шагнул из кустов к видневшейся чуть поодаль песчаной дорожке. Как выяснилось, выплыл я в районе ЦПКиО, на Елагином острове, в тихом безлюдном месте. Я двигался к метро, а свежий ветерок медленно подсушивал меня. Через пятнадцать минут оказалось, что иду в другую сторону. Знай и люби свой город. Не бывал в этих местах, и интуиция подвела. Встретив пожилую пару, спросил направление. Настороженно глядя, они синхронно подняли руки, показывая, куда идти, я поблагодарил и зашагал энергичнее. Странно, но во влажной одежде холодно мне не было. Ну и хорошо.
У входа в метро прохаживался блюститель порядка, наметанным глазом отыскивая беспаспортных гастарбайтеров. Я замедлил шаг, подумав, что вид у меня сейчас помятый, а документов нет. «Око Саурона» скользнуло по мне и не почтило вниманием. Милиционер отвернулся, и я ужом проскользнул в стеклянные двери.
Живу я в центре, и через полчаса электричка домчала меня до «Чернышевской». Больше не тошнило, и в вагоне я с удовольствием сел, пользуясь тем, что плотность пассажиров вокруг вдруг стала удивительно маленькой. Странно, вроде дело к вечеру идет. Вообще, который сейчас час? Выйдя в город, я двинулся в сторону Таврического сада, потом повернул на Восстания. Осталось пройти два квартала.
Вот и дом. Бодро взбежав по ступенькам, я ткнул ключом в замок. Повернул и очутился в квартире. В прихожей сумрак – день сюда почти не проникал, лишь из кухни тянулась полоска света, падая на соседскую дверь. Им удобно, а я в темноте ковыряйся… Я нащупал затертую клавишу и зажег люстру. Взгляд упал на отрывной календарь. Соседи его не трогали, листочки отрывал только я. Девятнадцатое июня.
Девятнадцатое?! Стало не по себе. Где я был два дня? Где? Память отказывалась работать. Внутри головы с почти ощутимым скрежетом проворачивались шестеренки, но запросы, идущие по проводам нейронов, исчезали в бледных снопах искр. Заклинило. Замкнуло. Где я был и что делал? Помню, был в клубе. Помню танцы и этих придурков…
Промучившись минут с пять, я плюнул. Нет, не вспомнить. В конце концов, какая разница! Главное, жив и даже насморка нет. Пришел домой на своих ногах. И все же: как я не утонул?
– Есть многое на свете, друг Горацио, – сказало отражение в зеркале, и голос, раздавшийся в тишине коридора, прозвучал неприятно и хрипло. «Все-таки простудился, – подумал я, и это обрадовало. – А то и от смерти спасся, и не простыл после купания в холодной июньской водичке – слишком много счастья получается. А жизнь-то полосатая! Но теперь все будет в порядке».
Я открыл комнату и взглянул наконец на стрелки: пятый час. День прошел – и фиг с ним, как говаривал Пит, мой однокурсник. Помыться бы надо, в Неву все же упал, а туда чего только не сбрасывают! Я, например, в Неве ни разу не купался, брезговал. До этого случая.
Но сперва постираться! Я снял шмотки и кинул в ванну. Открыл воду и оставил отмокать, предварительно засыпав порошком. Хорошо, что с началом лета соседи периодически уезжают на дачу. Вся квартира в моем распоряжении! Люблю лето.
Голышом прошел на кухню. В холодильнике нашелся просроченный кефир и засохший паштет. На всякий случай я его понюхал. Запаха не было. Совершенно. «Все ароматизаторы выветрились», – подумал я и выбросил паштет в ведро. В детстве пришлось поваляться в Боткинских бараках, в старом, теперь уже, кажется, снесенном корпусе. Жуткое место… Еще в хлебнице лежал батон, весь в пятнышках плесени. Вот что значит два дня не быть дома.
Следующий час я усердно стирал, затем развесил вещи на веревку и залез в ванну. Не знаю, с чего