– Надо.
– Неужто, где спрятан, знаешь?
– Вроде того.
– Если камнем завладеешь, многое сможешь! – Утопленник изучающе посмотрел на меня. – Ты у Лешего, что ли, камень украсть надумал? Смотри, многие пробовали! Слизень часто утопленников к нему посылал, да все сгинули. Лешак поубивал! Не ходи, даже не думай! Леший голову оторвет!
Я улыбнулся. Думаю, мне это не грозит. И воровать я не собираюсь. Договоримся.
– Я хочу знать: может ли камень сделать живым? Больше мне ничего не нужно, Архип.
– Думаю, Свят-камень все может! Эх, да зачем тебе живым становиться? Чем так-то плохо? – всплеснул длинными руками утопленник.
– Хватит, Архип, – прервал я старика. – Я тебе уже говорил…
– Да никто из нашего брата не воскресал! Никто! Не помню такого! Слизень, когда камнем завладел, Невой править стал! И ты бы смог, да Леший не отдаст!
– А если отдаст?
Архип недоверчиво глянул. Скривился.
– Если найдешь камень, иди к сфинксам! – подумав, посоветовал Архип. – Они все знают.
Я вспомнил, как спрашивал египтян, а те ухмылялись и несли чушь.
– Ничего они не знают, твои сфинксы. Ерунду говорят какую-то.
– Ты что! Знают! Все знают! – замахал руками утопленник. – Только спросить надо правильно. Сто раз подумай, потом спроси!
– Кстати, Архип, давно хочу узнать. Когда я на дне оказался, Слизень сказал, что моя… эта… жизнь его волей дана. Это как?
– Если знаешь, кто где тонет, если силу имеешь и успеешь душу в мертвом теле оставить… Я тебя не учил, ты же сам не захотел, а многие это умеют.
– И Анфиса?
– Анфиса лучше всех.
«Значит, правда, что это она меня…»
– Спасибо, Архип. И еще одно. Девушка у меня осталась…
Старик выжидающе смотрел, когда я продолжу, но слова давались нелегко:
– Я боюсь за нее, Архип. Анфиса может… прийти к ней. Она что угодно может сделать!
Мертвец кивнул:
– Анфиса может.
– Что мне делать, Архип? Ведь моя девушка мне не поверит… – Чтобы он понял, я вкратце описал последнюю встречу с Анфисой.
– После такого – да не поверит? – усмехнулся утопленник. – Не знаю. Вот народ пошел: ничему не верят, даже глазам своим… Чтобы Анфиска к ней не пролезла, надо заклятье охранное знать. Тебе могу сказать…
Мое лицо вытянулось от страха и досады. Я же не могу все время быть рядом с Юлей! Тем более после всего, что случилось…
– Ты подожди маленько, – заверил Архип. – Скоро Анфиса не будет тебе досаждать. И никому не будет!
Больше старик ничего не сказал. Так и не успокоившись, я попрощался с ним.
Выбравшись из Обводного, я пешком пошел до «Чернышевской». Метро уже не работало. Проще и ближе проплыть по Неве до набережной и пройти всего ничего, но с недавнего времени я опасался появляться в реке. В Обводный канал слуги Слизня заглядывали редко, кроме Анфисы, я никого и не видел. В реке же их полно.
Я пролез в дыру и пошел знакомой дорожкой. Вот здесь я встретил лешака в первый раз. Ох и напугался я тогда! Тут он меня от русалки спасал…
– Леший! – тихонько позвал я. – Леший!
Тишина. Лишь тихо шумят листья на дубах и кленах. Я прошел дальше, к воде, вспоминая, как пытался отбиваться от «упыренышей», а Леший помог. Прямо в одежде я прыгнул в воду и постоял, пока тело не подпиталось влагой. Хозяин парка не объявлялся. Я вылез из пруда.
– Леший! Покажись! – кричать громче я побаивался. Еще настоящие сторожа набегут, а мне это не нужно.
Хозяин не отзывался.
– Батюшка Леший, – сказал я тихо, уразумев, что криком ничего не добьешься, – явись, пожалуйста! Прошу тебя! Без…
– Ну, что раскричался? – Из-за дерева выступила знакомая фигура дедушки в старинной, будто из исторических фильмов, одежде. – Чего тебе снова, утопленник?
– Поговорить надо.
– С русалками вон разговаривай. Или с Водяным. Чего ко мне пришел?
– Я же говорил, что не слуга Слизню. И в Неву не хожу.
– А мне что до того? – пожал плечами старик.
Не хочешь разговаривать? Ладно! Я прошел мимо старика и демонстративно сел на скамейку:
– Не уйду, пока не поговорим!
– Вот и делай людям добро, – проворчал лешак, – сразу нагличают!
Он раздался в плечах, вырос и погрузнел. Одежда исчезла, обнажая волосатое мускулистое тело. Пугнуть хочешь? Пугай, только я пуганый! Я знал: ничего он мне не сделает.
– Надоело старичком оборачиваться, – сказало чудище, хлопаясь рядом на лавку. Старые рейки жалобно хрустнули и просели. – Тебе ведь все одно, не испугаешься.
– А ты молодым обернись.
– А ты голяком по городу пройдись! – язвительно проговорил Леший. – Не к лицу мне молодым становиться, понял?
Он заложил ногу за ногу, покачивая увесистым копытом. Я кивнул: понятно.
– Что-то часто захаживать стал. Чего теперь надо?
– Совет нужен, – без обиняков сказал я и выложил все, как было. Лешак слушал, изредка хмыкая и почесываясь черными загнутыми когтями.
– Значит, изгой ты, – определил он. – И как жить думаешь? Где? В городе тебя Упырь достанет, в воде Слизень сидит. Куда пойдешь? Разве что на небеса. Да тебе и осталось-то…
– Знаю, – процедил я.
– А людям откроешься, – продолжил хозяин парка, – они тебя первого сожгут, как тварь поганую. Я-то знаю, – произнес он даже с удовольствием, – сколь раз уж видел.
– Не любишь людей?
– А за что мне людей любить? – проникновенно спросил Леший, и с каждым словом голос рос и крепчал: – Кто меня леса лишил, кто город на моей земле построил – не люди? Кто зверя побил без жалости, птицу всю повывел – не люди? Кто землю грабит и насилует, или она только вам принадлежит?!
Стыд лег на мои плечи, я сгорбился и склонил голову, опасаясь глядеть лешаку в глаза. Ведь правду он говорил. Я никогда не бил зверя, не травил землю и не глушил рыбу, но стало стыдно, словно это делал я. И уже не совета я искал, а провалиться сквозь землю хотелось.
– Так-то вот, – подытожил лешак. – Так чего ты хотел, малый, сказывай?
Я подумал: начинать с расспросов о камне будет, по меньшей мере, неправильно. Еще разгневаю лесовика раньше времени. Я знал, что Свят-камень – тайна. Иначе о нем и его свойствах знали бы все.
– Исчезну я скоро… Ты знаешь. Ты в сад, к себе… не пустишь? Я бы в пруду пожил, а то мне в Неву нельзя. Пустишь?
Леший изумленно поглядел на меня и захохотал:
– Хитер, бобер! Сначала жалится, как, бедного, Упырь чуть не порешил. Потом в озеро пусти, а дальше, глядишь, меня, старого, выселишь! Ну, насмешил, хе-хе!
Он долго смеялся. Я подумал, что это хороший знак.
