Морской, No 10). Пушкин был знаком с этой престарелой статс-дамой (1741--1837), и, как известно, она послужила ему прототипом графини в 'Пиковой даме'. Ю. Раков считает, что именно ее спальня описана в знаменитой повести. Именно в нее проникает Германн с намерением выведать тайну трех карт. На мой взгляд, сохранившаяся, по-видимому, без переделок, спальня Д. Ф. Фикельмон, ныне кабинет литературы Института культуры имени Н. К. Крупской, значительно больше соответствует как тексту 'Пиковой дамы', так и рассказу Нащокина, записанному Бартеневым. В ней нет, например, как и в повести, такой существенной архитектурной детали, как 'огромный альков во внутренней стене' опочивальни Голицыной, описанный Ю. Раковым. Однако Пушкин, вводя в повесть автобиографический эпизод, естественно, не мог связать его с особняком на Дворцовой набережной. Дом 'старинной архитектуры' на одной из главных улиц Петербурга', куда пробирается Германн, по расположению и внешнему виду действительно больше напоминает дворец Голицыной, чем особняк Салтыковых на набережной Невы. Для читателей 'Пиковой дамы', кроме, может быть, очень немногих близких друзей поэта и Д. Ф. Фикельмон, связь между некоторыми страницами повести и личной жизнью автора, несомненно, осталась тайной.
Д. Ф. ФИКЕЛЬМОН О ДУЭЛИ
И СМЕРТИ ПУШКИНА
...князь Петр Владимирович Долгоруков.-- В настоящее время заключение судебного эксперта А. Салькова, признавшего Долгорукова автором диплома, подвергается сомнению. ...к весьма скромной дворянской семье...-- Дантесы принадлежали к так называемой 'наполеоновской знати'. Представители старинных фамилий королевской Франции в то время (да и значительно позже) относились к ней свысока. ...в духе семейной почтительности.-- Л. Метман утверждает, например, что после смерти Екатерины Николаевны Геккерн-Дантес 'неизменно отказывался от новой женитьбы' (Щеголев, с. 363). По-видимому, отказывался лишь до поры до времени, что вполне естественно для молодого вдовца (в год смерти жены Дантесу был всего тридцать один год). Приведу по этому поводу выдержки из моего письма на имя директора Пушкинского дома от 18 февраля 1946 года (ИРЛИ): '... б. профессор международного права Братиславского университета (Чехословакия) Георгий Николаевич Гарин- Михайловский (сын писателя) передал мне и разрешил предать гласности следующее: 'В июле -- августе 1913 года он, Гарин-Михайловский, проживал в пансионе в Монтре (Швейцария) и там близко познакомился с пожилой дамой (лет 50--55), графиней Жорж де Сурдон, урожденной д'Антес (Georges de Sourdon nee d'Anthes), и ее дочерью Франсуазой (лет двадцати), жившими обычно в Дижоне. Графиня сказала Гарину-Михайловскому, что она дочь Дантеса, убившего Пушкина, от второго брака <...>. По словам Гарина-Михайловского, совершенно невероятно, чтобы эта пожилая почтенная француженка выдумала свое происхождение от Дантеса. Вследствие войны (1914--1918) Гарин-Михайловский потерял ее след'. Через несколько месяцев после нашего разговора Г. Н. Гарин-Михайловский скончался. ...а литературой он почти совершенно не интересовался.--Есть, однако, сведения о том, что Геккерн-Дантес оставил три тома воспоминаний, опубликованные в Париже в 1909--1910 гг. под псевдонимом барона д'Амбес (d'Ambes). Щеголев (с. 367), ссылаясь на примечание издателя, указывает, что эти мемуары к Дантесу никакого отношения не имеют. По-видимому, однако, издатель просто не считал возможным раскрыть псевдоним. Флерио де Лангль (Fleuriot de Langle), автор малоизвестной статьи 'Дело д'Антеса -- Пушкина' ('L'affaire d'Anthes -- Pouchkine'), пишет: 'Историки Второй Империи редко упоминают фамилию сенатора и думают, что он играл лишь малозначительную роль. Их мнение было бы, однако, совершенно иным, если бы они знали, что он является автором часто цитируемых ими 'Воспоминаний', которые появились под псевдонимом барона д'Амбес. Эти анекдотические мемуары изобилуют чертами, свидетельствующими о том, насколько их составитель был интимно связан с жизнью двора, с секретами передних и с подноготной парламентской жизни с начала империи и до ее падения' ('Le ruban rouge'. 1963, No 19, декабрь, с. 87). Вопрос об авторстве Дантеса-Геккерна нуждается в исследовании. Если 'Воспоминания' действительно составлены им, то, вероятно, сенатор продиктовал их своим секретарям, придавшим труду литературную форму. ...подлинное отношение Николая I к 'пресловутому Пушкину'.-- Царь употребил весьма пренебрежительное выражение 'trop fameux Pouchkine' в письме к сестре Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймарской, от 4/16 февраля 1837 года. В письме к другой своей сестре Анне Павловне, жене принца Вильгельма Оранского, от 3/15 февраля того же года он назвал покойного поэта 'trop celebre Pouchkine'. По-русски это несколько менее резкое выражение также передается прилагательным 'пресловутый' (Е. В. Муза и Д. В. Сеземан. Неизвестное письмо Николая I о дуэли и смерти Пушкина.-- Врем. ПК, 1962. Л., 1963, с. 38--39). ...о связи барона Дантеса-Геккерна с русским посольством в Париже.-- 28 мая 1852 года посол Киселев сообщил в депеше канцлеру Нессельроде: '...Господин Дантес думает, и я разделяю его мнение, что Президент кончит тем, что провозгласит империю' (А. М. Зайончковский. Восточная война 1853--1856 гг., т. I. Приложения. СПб., 1908, с. 228). Много лет спустя, в день убийства Александра II, 1/13 марта 1881 года русский посол в Париже князь Орлов донес шифрованной телеграммой министру иностранных дел Гирсу: 'Барон Геккерн-д'Антес сообщает сведение, полученное им из Женевы, как он полагает, из верного источника: женевские нигилисты утверждают, что большой удар будет нанесен в ближайший понедельник' (Л. Гроссман. Карьера Дантеса. М., 1935, с. 33). Таким образом, Дантес, по-видимому, в течение многих лет был вхож в русское посольство и являлся его осведомителем. ...устроиться где-либо трудно.-- А. П. Арапова, ссылаясь на рассказ самого Дантеса одному из племянников покойной Екатерины Николаевны, утверждает, что барону Жоржу пришлось покинуть Францию из-за того, что 'он через меру увлекся соблазнами всемирной столицы и принялся прожигать жизнь далеко не соразмерно своим весьма скромным средствам. Этим поведением он навлек на себя гнев родителей; подчиниться им он не захотел, произошла размолвка -- и юному кутиле предоставлено было личной инициативой проложить себе путь в жизни' (Иллюстрированное приложение к 'Новому времени', 1907, No 11416, 22 декабря, с. 6). Это сообщение в отношении парижских кутежей Дантеса вряд ли достоверно -- средства его отца, как мы видели, в начале тридцатых годов были настолько ограничены, что 'прожигать жизнь' молодому человеку, нигде не служившему, было совершенно не на что. Кроме того, размолвки 'с родителями' в 1833 году быть не могло, так как мать Дантеса скончалась раньше. Вернее думать, что 'проложить себе путь в жизни' Дантеса заставила не ссора с отцом, а просто тяжелое материальное положение семьи. Общеизвестно, что по пути в Россию он встретился с голландским посланником бароном Геккерном...-- Рассказ о встрече Дантеса, тяжело заболевшего в каком-то германском городке, с Геккерном, который остановился в той же гостинице, где находился Дантес, принадлежит А. П. Араповой. По словам её, она 'передает здесь то, что он [Дантес] сам рассказал много лет спустя одному из племянников своей покойной жены'. Сейчас невозможно, конечно, установить, рассказал ли Дантес о том, что когда-то действительно случилось, или сочинил эту чувствительную историю об одиноком 'старике' (Геккерну было тогда 42 года), который был настолько растроган видом страдающего юноши, 'что с этой минуты уже не отходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери'. Л. Метман, который, казалось бы, должен был знать, как произошла встреча деда с его приемным отцом, никаких подробностей на этот счет не приводит. Возможно, что он считался с реакционными настроениями своего начальника.-- Некоторые дипломаты, аккредитованные в Петербурге, отправили своим министрам по нескольку подробных донесений о дуэли и смерти Пушкина. Почти все они были лично знакомы с поэтом. Сардинский посланник граф Симонетти сообщил о петербургской драме в четырех депешах. Вюртембергский -- князь Гогенлоэ-Кирхберг, бывший в дружеских отношениях с рядом наших писателей и женатый на русской, подробно и точно изложил события в семи последовательных депешах. Кроме того, он представил довольно обстоятельную записку о жизни и творчестве Пушкина. Саксонский -- барон Лютцероде, отлично изучивший русский язык и даже переводивший Пушкина, в первом из четырех своих донесений назвал его первым поэтом современной эпохи со времени смерти Гете и Байрона. Подобное донесение о дуэли и смерти Пушкина представил также баварский посланник граф Лерхенфельд. Враждебно относившийся к поэту прусский посол Либерман (он был единственным дипломатом, отказавшимся присутствовать на отпевании Пушкина) тем не менее обстоятельно писал о нем в семи депешах. Подробные сообщения представили и некоторые другие посланники {Иллюстрированное приложение к 'Новому времени', 1907, No 11416, 22 декабря, с. 6--7.}. По сравнению со многими из этих донесений депеша Фикельмона особенно выделяется своей сдержанностью. ...было бы
