советской подводной лодки. Таким образом галерея положительных образов была продолжена актёром и в этих фильмах. По этому поводу К. Столяров размышляет: «Отрицательные роли отцу как-то не давались. Ему не за что было „зацепиться“ внутри, чтобы быть убедительным в роли негодяя. Характерные роли в театре были, а отрицательные — нет. Великим актёром он себя никогда не считал… Однако при всей своей положительной внешности он никогда не играл ни начальников, ни секретарей обкомов. С ним трудно было фальшивить. Подкупить его орденом или благами нельзя — значит, Столяров неуправляемый, неизвестно, чего от него ожидать».
Здесь стоит внести некоторую ремарку. Роли начальников Сергей Столяров играл, однако это были начальники из разряда положительных — настоящие коммунисты из народа, которые работали на своих должностях не за страх (или привилегии), а за совесть. Именно герои Столярова служили миллионам советских людей примером бескорыстного служения своему Отечеству и долгу. Поэтому, когда в 1958 году сам Столяров вступил в ряды КПСС, в этом не было ничего удивительного. Ведь он мог сделать это и раньше, ещё в пору зарождения своей славы или, например, в годы войны, но не сделал этого, чтобы его не могли упрекнуть в том, что он примазывается к партии на волне своего актёрского успеха.
В 1960 году его семья наконец-то получила ордер на новую трёхкомнатную квартиру. Столяров тогда играл в Театре киноактёра, в кино почти не снимался. Вроде бы странно, но это только на первый взгляд. Дело в том, что в годы хрущёвской «оттепели» в советском искусстве, в том числе и в кинематографе, подняли голову космополиты, которым такие святые понятия, как Родина, патриотизм, были чужды. Поэтому в фильмах, которые они снимали, ролей для таких подлинно русских актёров, как Сергей Столяров (а также Борис Андреев, Николай Крючков, Иван Переверзев, Михаил Кузнецов и др.), не находилось. В итоге им приходилось перебиваться иным делом — например, играть в театре или выступать с концертами. Ещё в 1958 году вместе с женой, сыном и его супругой Столяров создал творческую группу, которая гастролировала по стране. Они читали стихи, прозу, играли сценки из различных водевилей. Так они сами «загружали» себя работой.
Практически не снимался в кино Столяров и в 60-е годы. Эта невостребованность носила не только профессиональный характер, но и идеологический. В начале десятилетия в обществе обострилось противостояние между двумя группировками — либералами и державниками, и Столяров тоже участвовал в этом конфликте. Например, он был против той волны огульных антисталинских разоблачений, которая внедрялась в советское общество либералами после XXII съезда КПСС (октябрь 1961 г.).
Столяров продолжал играть на сцене Театра киноактёра, но в кино занят почти не был, как и большинство актёров этого театра его возраста. Столяров неоднократно поднимал вопрос об этом на разного рода совещаниях, но успеха его выступления почти не имели. Так, в начале 60-х он схлестнулся на этой почве с режиссёром Сергеем Колосовым. Тот взялся экранизировать «Укрощение строптивой» Шекспира силами актёров ЦАТСА, где шла его постановка шекспировской комедии и где играла его жена — Людмила Касаткина. Столяров же был уверен, что это можно было сделать силами их театра. Победа в споре осталась за режиссёром, чего Столяров простить не мог.
В конце 1965 года на Первом учредительном съезде Союза кинематографистов СССР он вновь вспомнил о Колосове и раскритиковал его последний фильм — телеэпопею (первый многосерийный фильм на советском ТВ) «Вызываем огонь на себя». И вновь под огонь его критики попал не только режиссёр, но и его супруга Касаткина, вновь сыгравшая главную роль. «Артистка Касаткина — прекрасная артистка, но в эту роль она внесла все свои штампы», — заявил Столяров.
Все эти пикировки актёра не могли не сказаться на его карьере в кинематографе. В итоге в 60-е Столяров сыграл лишь в двух картинах, где у него были крупные роли: «Человек меняет кожу» (1965) и «Туманность Андромеды» (1967). Последний фильм даже получил специальный приз на фестивале в Триесте в 1968 году. Столяров в этом фильме сыграл свою последнюю роль в кино. Однако малая занятость в кинематографе позволила руководителям Театра киноактёра, где Столяров работал, выдвинуть против него обвинение, что он не выполняет положенную норму. За это его и его жену уволили из театра. Этот скандал серьёзно подорвал здоровье актёра, вскоре он серьёзно заболел.
В 1968 году у Столярова внезапно начала опухать нога, и поначалу он не придал этому особого значения. Он никогда до этого не болел. Как раз тогда ему удалось наконец «пробить» разрешение на съёмки собственного фильма «Когда расходится туман». Много нервов для этого пришлось потратить. Вместе с сыном они поехали выбирать натуру, и тут болезнь спутала все планы Столярова. Врачи обнаружили у него рак. Как тогда сказали врачи, «болезнь от огорчения». Актёра положили в Кремлёвку, а его сыном овладела навязчивая идея: он обязательно должен отдать отцу долг! И он написал сценарий о Дмитрии Донском — великом князе Московском и Владимирском, возглавившем борьбу русского народа против монголо-татар. Столярову настолько понравился сценарий, что он загорелся экранизировать его и сыграть в нём главную роль. Эти заботы продлили ему жизнь на целый год. Но не более…
Осенью 1969 года состояние Столярова резко ухудшилось. Его вновь положили в Кремлёвку, хотя и сам актёр, и его близкие понимали — всё кончено. Видимо, поняли это и наверху: когда сын актёра поднял вопрос о присвоении Столярову звания народного артиста СССР, никто из начальства не возражал (до этого недоброжелатели актёра из либерального лагеря делали всё от них зависящее, чтобы подлинно русский актёр не стал народным актёром официально). Увы, но застать этот указ Столяров уже не успел: 9 декабря 1969 года он умер, а звание народного ему присвоили спустя несколько дней.
Вспоминает Кирилл Столяров: «Отец умер у меня на руках. Я обычно ходил в больницу часам к одиннадцати-двенадцати. В тот день была скверная погода: снег, холод. Может, потому и примчался раньше. За некоторое время до моего прихода отец брился и поранил губу. А организм уже не сопротивлялся. Пришла медсестра, дежурно спросила: „Ну как себя чувствуем?“ Увидела кровь, решила прижечь ранку и что-то замешкалась. Отец говорит: „Видишь, человеку тяжело, возьми лампу и посвети“. Когда я поднёс лампу, то увидел, что медсестра плачет. И тут отец произнёс: „Ну что ты не можешь помочь человеку, видишь, ей трудно!“ Ей трудно… Через несколько минут он умер.
Потом я попросил скульптора Славу Клыкова сделать отцу памятник. Славе нужен был двухметровый белый камень: он считал, что отец был русским, светлым человеком, поэтому ничего лучше мячковского камня не придумать. Я перевернул всю Москву — не нашёл. И тут мне сказали, что в одном переулке ломают часовенку. Схватил такси и, не поверите, приехал… к себе домой, туда, где всю жизнь жила наша семья, к Покровскому собору.
Вот от той разобранной часовенки и стоит на могиле отца камень…»
Сергей Столяров похоронен на Ваганьковском кладбище, справа от входа. Рядом с ним на этом участке нашли свой последний приют артист Владимир Высоцкий, тележурналист Владислав Листьев, спортсменка Инга Артамонова… Всех их, таких разных, объединила земля Ваганьковского кладбища.
Главный еврей сталинского кино
(Марк Бернес)
В августе 1969 года в привилегированной больнице в Кунцево умирал человек, чьё имя знала вся страна. В последние часы своей жизни он уже почти не двигался, хотя сохранял ясность ума. Врачи, собравшиеся вокруг его постели, понимали — начинается агония. Жена артиста стояла в торце кровати, держась за её спинку, и не могла себе позволить плакать — надо было глядеть мужу в глаза. Но он всё-таки заметил, что жена, все эти дни неотступно находившаяся возле него, еле держится на ногах, и сказал: «Уйди, тебе же тяжело». Но едва она отошла, чтобы скрыться в уголке, он тут же позвал её: «Куда ты?» Это были его самые последние слова — через несколько часов он скончался. Его смерть стала классическим примером того, когда человек чуть ли не маниакально следит за своим здоровьем и в итоге… умирает, даже не дожив до шестидесяти.
Говорят, рак — болезнь переживаний. А их на долю Марка Бернеса выпало предостаточно. До 17 лет Бернес жил с родителями в Харькове и учился в торгово-промышленном училище. Однако учился без души, поскольку с недавних пор его страстью стал театр. Но его родители и слышать ничего не хотели об актёрской профессии и твёрдо заявили сыну: пока мы живы — актёром тебе не быть! И тогда Бернес… сбежал от родителей. На свои скудные копейки он купил билет на поезд и отправился в Москву. В столице
