Иногда в город приезжали артисты. Варька пробиралась в переполненный рыбацкий клуб. Слушала певцов. Певцы держались важно – пели плохо.
Варька пела всё время, даже когда молчала. Просыпалась ночью, залезала на подушку – и давай выводить песню.
Батька её шлепал за это. Она ему мешала спать.
Когда пошла Варька в школу, петь застеснялась. Все поют про ёлки, про гусей, про другое – детское. Варька стоит, молчит. Ей стыдно, – нет в этих песнях ничего: ни щемящей тоски, ни ликующей радости – ничего нет, только звуки пустые, как погремушки.
Ставили Варьке двойку. Варька молчала. Переправляли на тройку. С тем и переходила во второй, в третий класс.
В третьем классе учительница пения Сима Борисовна услышала, как Варька пела на улице.
На уроке она спросила Варьку:
– Ты умеешь петь, а почему не поёшь?
– Не хочу я петь о зубных щётках, – сказала она, отвернувшись угрюмо.
– Да?.. – учительница постучала карандашом по роялю. Спросила, почти не разжав губ: – Что же ты хочешь петь?
– Играйте, – сказала Варька. Уставилась на учительницу тёмными глазами, заполненными острым блеском.
Варька запела сильно.
– Взвейтесь кострами синие ночи, мы, пионеры, – дети рабочих!..
А когда кончила петь, сказала:
– Эту я петь согласна.
– А ещё? – спросила учительница, покусывая полные губы.
– Про степь… Или вот эту. – Варька хлебнула воздух. – Исходила младёшенька все луга и покосы…
Класс сидел тихо. Учительница подыграла Варьке одной рукой.
Несколько следующих уроков учительница с Варькой не разговаривала. Варька, чтобы не обижать её, пела вместе со всеми вполголоса. Учительница больше рассказывала ребятам о музыке и играла сама.
Как-то она оставила Варьку после уроков. Проиграла ей несложную мелодию. Варька села к роялю и повторила её после учительницы. Она схватила её прямо с пальцев.
– Ты училась? – спросила учительница.
– Не-е…
По щекам учительницы пошла тень, сгустилась на скулах в красные пятна.
– Позови мне родителей сейчас же, – сказала она.
Варька заревела, побежала домой. Она била портфелем по деревьям и по заборам. Дома была бабушка. Пашка и Петька дудели под столом и колотили снизу по столешнице палкой, они болели.
– Тебя в школу зовут, – сказала Варька бабушке.
– Нехай, – отмахнулась бабка. – Чи у меня своего дела нет? Мне вон бельё стирать надо.
– Нет, ты поди, – Варька вцепилась в старуху, потянула её за юбку. – Зачем она говорит, что я вру.
Бабка поглядела в заплаканные Варькины глаза. Потом надела свое самое нарядное платье с оборками. Покрыла голову толстой клетчатой шалью и, выпятив грудь и поводя локтями, направилась в школу. В классе пения она без спросу уселась на стул, расправила широченную юбку и только после этого посмотрела на учительницу.
– Говори, милая, не тяни. Мне ещё белье стирать надо.
– Ваша внучка училась музыке? – спросила учительница как можно сдержаннее.
– И-и, милая, – протянула бабка. – На какие такие деньги мы ей рояль купим? У неё одна музыка: Варька, туда! Варька, сюда! Варька, побеги. Варька, носы малым вытри. Вот и все её ноты.
– Учительница молчала, глядела в чёрный рояльный лак на своё отражение. Бабка уселась поудобнее, тронула учительницу за плечо.
– Слышь, девка, сыграй. Мы тебе с Варькой споём в два голоса.
– Что сыграть? – тихо спросила учительница.
– Про фуртуну.
Учительница слабо улыбнулась.
– Я не знаю… Вы пойте, я подберу.
Бабка откашлялась. Сделала несколько вдохов, словно разогреваясь, и повела низом:
– Задула фуртуна на море…
– Ой, люто задула, – подхватила Варька высоко и пугливо.
Они пели о двух рыбаках, об отце и сыне, погибших во время шторма. О старой матери и молодой жене с малым ребёнком. Как молодая жена проклинает море и долю рыбацкую. И убеждает старуха невестку:
