Маруся. Как же быть, Георгий Львович?
Глаголин. А очень просто. Где она?
Маруся. Здесь она… сейчас.
Глаголин. Надя! Ну, что же ты стоишь одна? Иди сюда ко мне.
Надежда Алексеевна
Глаголин. Как плечи бьются! Бедняга ты моя, бедняга… Ты успокойся, ты не плачь.
Надежда Алексеевна. Не очнусь никак!
Глаголин. А ты очнись.
Надежда Алексеевна
Глаголин. Как мы… Ты поняла? Как мы. Тут ни капли не отделишь, Надюша.
Надежда Алексеевна. Прости… конечно, так. Мы… После той жизни, что была у нас… милый, как ее выразишь?.. Я ощущала, знала все твои поступки, я даже слышала твой голос… Безумные вещи говорю, но оно же правда. Друг ты мой, не думала когда-то, что так люблю, что можно так любить.
Глаголин. А люди, Наденька, часто не сознают, на каких высших основаниях создаются их отношения… Но ты опять оговорилась: «жизнь была»… Как это так была? А сейчас что такое? Да если хочешь знать, я так считаю, что и перерыва никакого не было. Видишь, я в прежнем состоянии — строитель! И у тебя, смотрю я, руки… черные. Где ты работаешь?
Надежда Алексеевна. В деревне. Даром кормить не будут.
Глаголин. Да, да, верно.
Надежда Алексеевна. Георгий, милый, ты откладываешь все свои вопросы.
Глаголин. А может быть, их нет у меня, вопросов.
Надежда Алексеевна. Как, нет вопросов?! Разве ты ничего не знаешь?
Глаголин. Знаю.
Надежда Алексеевна. Все?!
Глаголин. Все не все, а чего не знаю, ты сама мне скажешь.
Надежда Алексеевна. Видела, да… не позвала, сдержалась.
Глаголин. Зачем же сдерживаться, Надя?
Надежда Алексеевна. Из-за тебя. Ты пойми, в какое я попала положение. Ведь я еще боюсь людям показываться на глаза.
Глаголин. Наденька, скажи, что случилось? Если ты… если такие люди изменили, тогда беда. Я не могу поверить. Но ты скажи сама.
Надежда Алексеевна. То-то и беда, что надо говорить самой. Теперь уж за меня никто не скажет.
Глаголин. А мне и не надо никого.
Надежда Алексеевна
Глаголин. Так я и думал. Не мог найти следов. На поверхности твоя статья в газете, твой портрет, факты — окружают, бьют, а в глубине, во тьме — ты… человек, которого я знаю, как самого себя. Ох, трудно было мне! Верить — это очень трудное занятие. Ты лучше меня знаешь, о чем я говорю.
Надежда Алексеевна. Знаю. Ведь меня партизаны приговорили к смерти, когда Гринева и всю нашу подпольную организацию схватили немцы. А я одна осталась. Тогда меня спасли… Теперь опять все нити порваны. Одна была надежда на Гринева — погиб.
Нона
Глаголин. Что вы будете доказывать?
Нона. Они же вместе с Симочкой работали.
Глаголин. Да как же вы смели молчать, когда моей жене угрожало неслыханное обвинение!
Надежда Алексеевна. Ты не сердись. Ведь эта девочка и спасла меня от верной смерти, когда меня приговорили.
Глаголин
Нона. Да. Некоторые считают, что у меня нет души.
Глаголин. Вы понимаете, что означает факт измены, если нет опровергающих материалов? Почему Симочка молчала?
Нона. Нам с Симочкой во сне не снилось, что Надежда Алексеевна ваша жена.
Глаголин
Женщина
Колоколов. Пожалуйста, пожалуйста.
Майор
Женщина
Майор. Зачем пешком? Я на своей машине. Прошу. Осторожно, Клава, ты на босу ногу, а здесь крапива.
Колоколов
Симочка! Какая роскошь! Откуда вы?
Симочка. А вам какое дело, Андрей Сергеевич?
Колоколов. Во-первых, надо руку протянуть и поздороваться.
Симочка. А вспомните, что вы сказали мне в последний раз.
Колоколов. Мальчишество!
Симочка. Хорошо, что признаете.
Колоколов. Да, признаю. Меня поправят — я послушаюсь.
Симочка. Охотно верю, даже восхищаюсь.