Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными

утверждения, противоречащие здравому смыслу и интуиции. Изобретенное Самуэльсоном выравнивание цен на производственные факторы, которое должно произойти при свободной торговле, служит примером экономической схоластики. О том, как приверженцы стандартной экономической науки доказывают положения, противоречащие здравому смыслу, пишет американка Дейдра Макклоски. В качестве примера она приводит нобелевского лауреата Роберта Фогеля: тот доказал, что железные дороги ничего не дали для развития США, поскольку они, по сравнению с каналами, увеличили ВВП только на 2,5 %. Следуя этой логике, можно доказать, что человеческое сердце — не такой уж важный орган, потому что составляет всего 2,5 % общего веса тела. В 1971 году Роберт Хайлбронер спросил: «Применима ли экономическая наука к реальной жизни?» На этот вопрос все чаще хочется ответить «нет».

Возвращаясь к цитате из Томаса Куна, с которой начиналась главе I, приходится признать: правящая экономическая парадигма не располагает инструментами для понимания основных факторов, делающих экономическое развитие таким неравномерным.

ДВА ТИПА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И ДВЕ ТЕОРИИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Два разных типа теории, которые мы обсуждаем, по-разному понимают глобализацию. Настолько по-разному, что два нобелевских лауреата в области экономики выдвинули конфликтующие версии того, что случится с мировым доходом при глобализации.

Один из лауреатов — Пол Самуэльсон, сторонник теории первого типа, т. е. основанной на стандартных предпосылках неоклассической экономической науки. Он математически доказал, что международная торговля без ограничений приведет к выравниванию цен на производственные факторы, что по сути означает, что цены на факторы производства — капитал и труд — будут стремиться к одинаковому уровню во всем мире[68].

Другой лауреат — шведский экономист Гуннар Мюрдаль, сторонник теории второго типа, которую мы для удобства решили называть Другим каноном. Он считал, что мировая торговля только усугубит уже существующие различия между доходами в бедных и богатых странах.

Экономическая политика Вашингтонского консенсуса (а значит, политика Всемирного банка и МВФ) основана на теории первого типа, той, в которую верил Пол Самуэльсон. Экономическое развитие, происходившее в 1990-е годы, жестко противоречит идеям Самуэльсона, но зато подтверждает предположение Мюрдаля: богатые страны стремятся объединиться в сообщество, а бедные страны стремятся к бедности; разрыв между этими группами растет. Теория Пола Самуэльсона объясняет процессы, происходящие внутри группы богатых стран, а теория Гуннара Мюрдаля объясняет развитие относительного богатства между группами богатых и бедных стран. Теория Самуэльсона не может повредить странам, в которых установилось сравнительное преимущество в виде возрастающей отдачи, но чрезвычайно вредит странам, которые не прошли ступени осознанной индустриализации.

Теории, предложенной Мюрдалем, сегодня практически нет: она существует либо фрагментарно, либо в извращенной форме «новой институциональной экономики», ветви неоклассической экономической теории. В своей оригинальной форме эта теория почти не преподается на экономических факультетах ведущих университетов. Поэтому экономисты крайне неохотно признают, что Мюрдаль лучше объясняет отношения между богатыми и бедными странами, чем Самуэльсон.

Теория, которой придерживается Самуэльсон, покрывает только общие контуры мирового развития и может до определенной степени успешно предсказать развитие внутри каждой группы стран. Богатые страны стремятся к более однородному богатству, а бедные — к более однородной бедности. Однако стран, находящихся между двумя группами, в этой теории нет, зато конвергентные группы богатых и бедных выделяются отдельными скоплениями на диаграмме рассеивания данных (как и предсказывал Мюрдаль).

Согласно теории, основанной на бартере и обмене, т. е. на стандартной неоклассической теории, экономика — это машина, производящая экономическую гармонию при условии, что в ее работу не вмешиваются. Поэтому сегодня внимание уделяется преимущественно финансовым и денежным переменным. Неоклассическая теория оставляет такие причины экономического роста, как новое знание, новые технологии, синергия и инфраструктура, за скобками, или позволяет им раствориться в абстрактном значении среднего арифметического, таком как репрезентативная фирма. В теории, для которой центральным понятием является «производство», происходит обратное: финансовые и денежные переменные используются как леса, необходимые для постройки здания, т. е. производственных мощностей страны. Именно из-за пренебрежения перечисленными факторами стандартная экономическая наука предлагает вывод: глобализация одинаково выгодна для всех стран, даже тех, которые по уровню знания застряли в каменном веке. Эта теория понимает развитие как накопление капитала, вместо того чтобы понимать его как эмуляцию и накопление знаний.

Различия между двумя экономическими теориями глубоки, а происходят они из противоположного понимания качеств человека и основного вида его деятельности. Два разных взгляда на природу человека, а значит, на экономическую науку, можно найти у Адама Смита и Авраама Линкольна.

Теория обмена была заложена на страницах «Богатства народов» Адама Смита. «Разделение труда — это последствие определенной склонности человеческой природы… к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой… Эта склонность обща всем людям и, с другой стороны, не наблюдается ни у какого другого вида животных, которым, по-видимому, данный вид соглашений, как и все другие, совершенно неизвестен… Никому никогда не приходилось видеть, чтобы собака сознательно менялась костью с другой собакой».

Линкольн описал свою теорию производства и инноваций в предвыборной речи 1860 года. «Бобры строят хатки; однако они строят их сегодня точно такими же, как и пять тысяч лет назад, ничуть не лучше… Человек неединственное животное, которое трудится, но только человек совершенствует свое мастерство. А совершенствует он его благодаря открытиям и изобретениям.»

Эти взгляды на основные экономические характеристики человека легли в основание двух экономических теорий и, соответственно, видов экономической политики. Адам Смит, надо сказать, тоже пишет об изобретениях, но, в его понимании, они зарождаются где-то вне экономической системы (они экзогенны), считаются бесплатными (совершенная информация) и одновременно приходящими в головы всех сообществ и всех людей. У Смита инновации и новые технологии создаются автоматически и бесплатно, невидимой рукой, которую нынешняя экономическая идеология именует рынком. Интересно, что в своем неприятии Смитова взгляда на человеческую природу Авраам Линкольн был единодушен с Карлом Марксом, который сегодня считается его политическим антагонистом.

Два типа теории по-разному видят происхождение человечества. По Линкольну, «в начале были общественные отношения», по Смиту — «в начале были рынки». В книге «Великая трансформация» (1944 г.) Карл Поланьи (1886–1964) обсуждает последствия того, что Смит сделал обменивающегося дикаря аксиомой экономической науки. «Целый сонм авторов, писавших по вопросам политической экономии, социальной истории, политической философии и общей социологии, двинулся по стопам Смита, превратив его пример обменивающегося дикаря в аксиому соответствующих наук. На самом же деле гипотеза Адама Смита об экономической психологии первобытного человека была столь же ложной, как и представления Руссо о политической психологии дикаря. Разделение труда, феномен столь же древний, как и сами общество, обусловлен различиями, заданными полом, географией и индивидуальными способностями, а пресловутая склонность человека к торгу и обмену почти на сто процентов апокрифична. Истории и этнографии известны разные типы экономик, большинство из которых включает институт рынка, но им неведома какая-либо экономика, предшествующая нашей, которая бы, пусть даже в минимальной степени, регулировалась и управлялась рынком. Беглый обзор истории экономических систем и истории рынков, рассмотренных в отдельности, сделает это совершенно очевидным. Он продемонстрирует нам, что роль рынков во внутриэкономической жизни различных стран оставалась вплоть до недавнего времени весьма незначительной, и с тем большей наглядностью покажет, сколь резким был переход к экономике, всецело подчиненной рыночному механизму».[69]