Марта вдруг взглянула на Йохана совсем не по-девичьи, открыто и испытующе. А затем сделала изящный книксен и сказала, не дожидаясь разрешения суровой воспитательницы:
— Благодарю вас за эти слова! Мне кажется, вы добрый и благородный человек, герре Крузе.
— Как ты посмела заговорить с мужчиной без дозволения матушки?! — взвизгнул, подскакивая к девушке, противный паренек, по-видимому, сын пасторши. — Дерзкая папистка!
— Я исповедую веру своих покойных родителей, — гордо и вызывающе ответила девушка. — Господин пастор уважает это. И я вправе сама поблагодарить этого славного солдата за правдивые слова о моих соотечественниках, которые мне нечасто приходилось здесь слышать.
Прыщавый мальчишка задиристо надвинулся на Марту, но встретился с недобрым взглядом Йохана и предпочел немедленно ретироваться за спины сестриц.
— Я же говорила — заблудшая душа!.. — картинно возведя томные голубые очи к небу, вздохнула пасторша. — Что же, герре Крузе, я передам вашу просьбу мужу. Если все действительно так, как вы говорите, и вы — честный человек и сын достойных родителей, возможно, преподобный Глюк разрешит вам бывать в нашем доме.
— Можете навести обо мне справки, фру пасторша! — горячо воскликнул Йохан, уязвленный ее недоверием. — Мне нечего стыдиться. Я — честный подданный его величества Карла, а полк наш — гордость Швеции.
Пасторша снисходительно кивнула ему и отправилась дальше со своим прелестным выводком. Дойдя до поворота, Марта подождала, пока грозная предводительница скроется за углом, а потом обернулась, задорно подпрыгнула и помахала Йохану ручкой. Она не сомневалась, что он смотрит вслед.
Глава 4
УТРЕННЯЯ ЗАРЯ ЛЮБВИ
Неизвестно, где наводила справки о дерзком шведском солдате госпожа пасторша, но Йохан, как истинный военный, привыкший знать неприятеля в лицо, произвел разведывательный поиск в ее направлении уже на следующее утро. Добрый торговец сукном Мейер, страдавший от последствий чрезмерных возлияний в компании лейтенанта Хольмстрема, с радостью принял приглашение на пару кружек темного местного пива и поведал молодому солдату следующее. Христина Глюк, урожденная фон Рейтерн, не только знатная дворянка, но и находится в нежелательном родстве с изменником фон Паткулем, личным врагом короля Карла. «Гордячка она страшная! Вроде как особенной себя считает из-за этой своей баронской родни, — доверительно признался степенный горожанин. — Хотя лично я не вижу, чем тут гордиться. Этому предателю Паткулю все равно рано или поздно отрубят башку в Стокгольме, тогда и его родственничкам не поздоровится!».
Сам трубач Йохан Крузе знал о Паткуле только то, что смолоду тот был вроде бы приличным малым и даже носил чин шведского капитана, а потом ни с того ни с сего взял и предал своего повелителя Карла XI. Следовательно, против того, чтобы этого жалкого изменника укоротили ровно на голову, он ничего не имел.
Впрочем, здесь, в Мариенбурге, Йохан услышал совершенно иное мнение об этом человеке. В городе поговаривали, что Паткуль отказался служить шведскому королю, потому что Карл XI попрал законные права лифляндского дворянства и самой Лифляндии. Тогда, чтобы помочь родному краю, Паткуль стал искать для скромного уголка земли, в котором он появился на свет, влиятельных защитников. Сначала нашел короля Польши, а теперь — и царя Московии…
«Слабые люди, наверное, эти лифляндцы, раз думают, что их родине помогут чужаки, — гадал Йохан. — Неужели настолько не верят в собственные силы? То ли дело мы — шведы!» И молодой солдат еще больше гордился своей страной, рождавшей таких сильных и бесстрашных воинов, как непобедимый юный король Карл XII, или старший брат Кристиан, или лейтенант Хольмстрем, или даже он сам, трубач самого лучшего в Швеции полка! А раз так, то и возлюбленные новым викингам нужны под стать им: бесстрашные, дерзкие и свободные, с молниями в очах, с вихрем в распущенных волосах… Такие, как эта замечательная девушка, воспитанница пастора Глюка. И он добьется ее, обязательно добьется, хоть бы даже пришлось рассеять для этого целый легион демонов ада, полк пехоты московитов или хоругвь[8] польской конницы!
Такие мысли занимали Йохана на рассвете третьего дня после памятной встречи с Мартой, когда он выезжал верхом на ратушную площадь Мариенбурга следом за прапорщиком Вульфом, дежурившим в тот день по роте. Этот субалтерн,[9] приходившийся девятым по счету сыном разорившемуся барону, скудные земли которого смыкались с владениями семейства Крузе, был очень молод годами, неопытен, не совсем уверен в своих воинских доблестях и, наверное, оттого крайне педантичен в делах службы. Радея о соблюдении воинского артикула, он вознамерился взбодрить досматривающую утренние сны по обывательским квартирам драгунскую роту положенным в начале лагерного дня сигналом «утренней зори». Именно потому зеленый офицерик разбудил Йохана еще затемно.
Солдатское дело — привычное. Йохан встал без жалоб, прежде почистил коня, затем — амуницию, наскоро умылся ледяной водой, перекинул портупею с палашом через правое плечо, витой шнур фанфары — через левое, и — в седло. Юный Вульф потешно топорщил едва пробивающиеся усики, пофыркивал, словно рассерженный котенок, но все равно не нашел, к чему бы придраться.
Остановив коня посреди площади, Йохан отпустил повод, откинулся всей тяжестью корпуса на заднюю луку седла, упер левую руку в бедро и поднес к губам мундштук фанфары. Набрал в легкие воздух, на секунду прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и огласил просыпающийся Мариенбург торжественными и чистыми звуками сигнала. В этот раз он играл, пытаясь вложить в каждую октаву всю душу и умение: ведь Марта будет слушать его игру, она знает, кто может играть…
Марта действительно слушала. Выйдя перед завтраком с большим кувшином к молочнице фрау Штольц, она сразу заметила своего знакомого солдата и, не отдавая себе отчета, пошла за ним. Едва пение торжествующей военной меди наполнило воздух, девушка застыла, словно завороженная. Она даже поставила кувшин на мостовую, чтобы не мешал прижать ладони к внезапно призывно забившемуся сердцу. Что-то непостижимо властное было в этих звуках. Или, быть может, это откликнулась на зов трубы текущая в ее жилах отцовская кровь?
Йохан любовно протер фанфару шерстяной тряпочкой, повесил ее на плечо и только теперь увидел знакомую фигурку.
— Прошу дозволения задержаться, герре прапорщик! — обратился он к Вульфу. Офицерик был полностью удовлетворен сигналом и как раз планировал пройтись по квартирам и подвергнуть взысканию тех, кто ради мещанского завтрака пренебрег конюшней и утренней чисткой лошади. Он отпустил трубача без пререканий.
Пустив коня шагом — непременно шагом, чтоб честолюбивая полячка раньше времени не догадалась, как летит к ней его душа, — трубач подъехал к девушке, спешился и приветливо поклонился:
— С добрым утром, милая фрекен… то есть панна Марта!
— Здравствуйте, Йохан Крузе! — просто ответила она и без церемоний протянула маленькую, но крепкую ручку в простой вязаной перчатке. Глаза ее сияли, и ради этого сияния Йохан, наверное, сейчас вызвал бы на бой и второй легион демонов или полк московитов.
— То, что ты играл, было так красиво! — призналась девушка. — Как это называется?
— Утренняя зоря! — важно объяснил Йохан, ужасно довольный тем, что может покрасоваться перед красавицей, изображая бывалого служаку. — Сей сигнал исполняется горном и барабаном, либо воинским оркестром прежде утренней поверки при стоянии войск лагерем, либо в гарнизонах прежде поднятия флага. А вообще, тебе надо услышать, как на стоянке войск нашего доблестного короля Карла играют зорю сразу десять, пятнадцать, двадцать полковых оркестров! Вот это — настоящая музыка, такая могучая и торжественная!..
Они как-то неожиданно для себя перешли на «ты», словно были знакомы уже целую вечность.
— Йохан, пожалуйста, а ты не мог бы сыграть мне эту чудесную зорю еще раз? — Марта умоляюще
